— Ты понятливый.
— Хорошо, а потом? Что мы с ним будем делать?
Он понимающе улыбнулся с видом человека, у которого все под контролем.
— Хе-хе, я же тебе говорил, Коко, я ничего не пускаю на самотек. Все просчитано.
Наполеон указал пальцем на пришвартованные у берега канала баржи.
— Видишь вон ту баржу? Мы его на ней спрячем.
— Но он же сбежит!
— Меня бы это удивило. Ну разве что он любит купаться в ледяной воде. Потом я отчалю.
Он трясся от смеха так, что уронил сардину.
— Э-э… Ты хочешь сказать, что…
— Вот именно. Здорово, да? Я смоюсь. О, ненадолго. На несколько недель, просто проветриться. Надо проучить недотыку! Хочет меня закрыть — пусть побегает. Что ты на меня так смотришь?
— Ты умеешь управлять баржей?
Он пожал плечами:
— Подумаешь! Тоже мне проблема! Вряд ли это труднее, чем водить машину.
— А куда ты поплывешь на барже вместе с Этим?
— В Венецию. Пусть отдохнет от своего транзистора. Увидит что-то еще, кроме трибун спорткомплекса или этих многофункциональных залов, где в сортирах никогда нет туалетной бумаги. Вольный ветер! Вольная жизнь! Думаю, он не станет задавать слишком много вопросов.
Я улыбнулся. Воображение унесло меня ввысь, я увидел баржу Наполеона на венецианском Большом канале, услышал, как ведущий донимает деда бесконечными вопросами, написанными на зеленых, красных, синих карточках. Он прав, это великое дело. Игра ва-банк, которая войдет в историю. Мне так нравилось, когда он ощущал себя сильнее всех на свете.
Дед посмотрел на часы:
— Итак, раз уж мы заговорили об Этом…
Наполеон нашел нужную радиостанцию. Голос ведущего, поначалу невнятный и далекий, зазвучал яснее. Вопросы следовали один за другим, вязкие как повидло. Может, он и вправду нас ждет?
— Потерпи немного, приятель, — произнес Наполеон, — совсем скоро ты сорвешь банк. Мы идем!
Глава 9
И мы пошли. В ту среду Наполеон, свежий как горный ручей, бросил прощальный взгляд на свой дом. Ночью я плохо спал, и у меня немного слипались глаза. К нетерпению примешивалась легкая тревога, и я спрашивал себя, правильно ли я поступил, никому ничего не сказав. Но непоколебимая уверенность Наполеона развеяла все сомнения:
— Мы на финишной прямой, Коко!
Наконец мы отправились в путь — к буксирной тропе, на верном “пежо”, с запасом собачьего корма и несколькими бутылками кетчупа. Баста вальяжно расположился на заднем сиденье, словно голливудская звезда. Наполеон дернул ручной тормоз и постучал по часам на приборной доске, проверяя, нормально ли они работают.
— Все просто супер! — радостно воскликнул он. — У нас еще полчаса.
Мы вместе обошли машину. Дед попинал шины, чтобы удостовериться, что они не спущены. Я проделал то же самое. Он остановился у багажника, задумчиво трогая подбородок.
— Я тут кое о чем подумал, Коко. Так, ерунда, но все-таки… Этот — сколько он весит, на твой взгляд?
— Откуда я знаю? По радио не очень-то поймешь.
— Вот будет смешно, если он окажется слишком длинным и его лапы сюда не влезут. Надо бы проверить.
Сказано — сделано. Он открыл багажник.
— Я туда заберусь, Коко, и мы прикинем. Быстрее, надо поторапливаться.
Он залез в багажник и поджал ноги. Наискосок — в самый раз.
— Закрой, Коко, хочу посмотреть, как тут внутри.
Хлоп. Молчание. И все. Прошло несколько секунд.
— Дедушка, ты там?
— А где, по-твоему, я могу быть? Ушел танцевать джерк? Открывай.
Баста посмотрел на меня. Мне стало смешно. И я сказал:
— Не могу. Ключи у тебя.
На несколько секунд воцарилась тишина. Потом из машины раздался рев:
— Твою мать!
Оценив таким образом свое положение, дед занервничал, заворочался внутри багажника, стал бить ногами и молотить кулаками. Бесполезно. Ловушка захлопнулась.
— Пропустим! — кричал дед. — Мы же его пропустим! Еще чуть-чуть — и мы сотворили бы шедевр!
Машина раскачивалась. Амортизаторы жалобно попискивали. Текли минуты. Прошло четверть часа. Потом полчаса.
— Рассчитал же все до миллиметра, — жалобно стонал он. — Пропало дело! Такой план — и все псу под хвост!
— Придется вызвать подмогу! — сказал я. — У папы, скорее всего, есть дубликат ключей.
— Ни за что. Ты слышишь меня? Никогда!
— Но ведь ты скоро проголодаешься!
— Здесь полно собачьего корма.
В любом случае оставаться в таком положении было невозможно. Сначала прохожие и велосипедисты стали подозрительно посматривать на десятилетнего мальчишку, разговаривающего с багажником “пежо”, потом Наполеон стал кашлять, хрипеть и задыхаться.