Спросил спокойно, но строго, как человек, привыкший, что на его вопросы отвечают сразу, без промедления.
— Я начальник штаба.
Вошедший несколько недоверчивым взглядом окинул мятую шинель Седого.
— Прошу вас выслушать меня, — сказал он. — Я старший врач фабричной больницы Клименков. Прошу унять ваших подчиненных…
Вопроса не последовало, и Клименков продолжал:
— Только что в больницу явились два субъекта, не то старосты, не то депутаты, и запретили перевязывать раненых солдат. Это тем более странно, что перед этим тяжело раненного солдата доставили в больницу ваши же дружинники.
— Действительно, — подтвердил Медведь. — Я приказал.
Врач, все еще недоумевая, перевел взгляд с одного на другого.
— Вы врач, — сказал Седой Клименкову, — и ваше дело оказывать помощь каждому, кто в ней нуждается. А мы позаботимся, чтобы вам не мешали.
Подозвал к себе Володю Мазурина и распорядился:
— Проведи доктора до больницы и наведи там порядок.
Оживленная перестрелка, звуки которой доносились со всех концов Пресни, к вечеру стала стихать, потом, когда уже стемнело, как-то сразу оборвалась, и стало непривычно и пугающе тихо… Лишь изредка — с интервалом в четверть часа, а то и больше — раздавались где-то одиночные выстрелы, но, не получая отклика, так и замирали вдалеке…
Непривычная тишина настораживала и тревожила. На «малой кухне» кроме караульных находились только Пчелка и Наташа, решившая дождаться возвращения Седого.
Женщины с первой встречи как-то сразу потянулись друг к другу, и зачастую и та и другая с грустью думали о том, что в этой сумасшедшей круговерти не найти и короткого времени, чтобы поговорить по душам…
Но вот сейчас, когда время нашлось, и не столь уж короткое, они сидели молча, трепетно прислушиваясь, не раздастся ли где выстрел, способный разорвать эту гнетущую тишину.
Около полуночи вернулся Седой. Он обошел почти все баррикады и от усталости едва держался на ногах. Тяжело опустился на лавку.
— Ну и зловещая тишина и тьма на улице… Будет что-то в эту ночь или рано утром…
Пришел Медведь вместе с Володей Мазуриным и начальником дружины Брестских мастерских.
— Он утверждает, — Медведь указал на железнодорожника, — что Семеновский полк выгрузился на Николаевском вокзале.
— Собирай начальников дружин.
— Сюда? — спросил Медведь.
— Нет, как утром договорились, собираем штаб в Серебряковском училище.
— Поближе к харчам, — подмигнул Володя Мазурин. Медведь сердито оборвал его:
— Нашел время зубоскалить!
— А мы, товарищ Медведь, и умирать будем весело, — сказал Володя Мазурин.
3
Предоставив на день «малую кухню» депутатам, Седой употреблял светлые часы на то, чтобы обойти по возможности все баррикады, побывать во всех дружинах. Сегодня, как и вчера, особых событий не произошло. У Горбатого моста и на Малой Грузинской появлялись казачьи разъезды, но ограничились тем, что обменялись с дружинниками выстрелами, и ретировались, не проявив особой настойчивости. А на Кудринской, Воскресенской, на Пресненском валу ни казаки, ни пехота и не показывались.
Это необъяснимое бездействие властей не могло не тревожить Седого. Наивно было думать, что Дубасов благодушно смирился с тем, что целый район города находится во власти восставших.
Каждый час, каждую минуту мог начаться ожесточенный штурм. Перевес сил у Дубасова был многократный. На одного пресненского дружинника генерал-губернатор мог выставить десять, если не двадцать штыков и сабель. Не говоря уже об артиллерии, которой у восставших совсем не было. И все-таки минуты, часы и дни проходили, а штурм не начинался. Почему?..
Седой понимал, точнее, догадывался, что и у грозного адмирала есть своя ахиллесова пята. Не все полки Московского гарнизона были надежной опорой. Вспомнить восстание в Ростовском полку. Против царя солдаты идти отказались, но и расстреливать рабочих тоже, конечно, пе будут. Грозный адмирал сам опасался решительных действий. Гневный порыв рабочих, которые в ответ на расстрелы на Страстной площади и на Садовой и на разгром училища Фидлера окружили кольцом баррикад центр города, заперев в нем генерал-губернатора, показал, что с рабочими шутки плохи. Отсюда и мольбы о помощи из Петербурга. Но Петербург не спешил с помощью адмиралу, и оставалось одно — выжидать…
И все же Седому было ясно, что на одну Пресню сил у Дубасова хватит. И скорее всего, выжидание — лишь тактический маневр: усыпить бдительность, а потом — внезапным ударом… Удара можно ждать каждую минуту, и… минуту эту нельзя упустить.