Я отдал приказ в воскресенье развести пары, и все фабрики заработают, а начальники дружин укажут, где прятать оружие. Но пока вы — солдаты революции и нас окружают, приказываю стоять на своих постах. Нам смерть не страшна, и если враг помешает нашему плану, нашей воле, то дорого обойдется ему наше отступление. Мы — непобедимы! Да здравствует борьба и победа рабочих!
Командир пресненских боевых дружин».
— Товарищ Мазурин! — сказал Седой, прочитав приказ. — Тебе поручается размножить и завтра днем расклеить по всей Пресне на видных местах… Всем начальникам дружин разойтись по своим баррикадам. Стоять насмерть! Без приказа не отходить!
Седой долго еще сидел за столом, глядя куда-то вдаль ничего не видящим взором. Все разошлись по своим боевым участкам. Только Наташа, приткнувшись за маленьким столиком в углу комнаты, переписывала приказ для Володи Мазурина.
Пока его окружали члены боевого штаба, его товарищи по борьбе, Зиновий держался бодро и твердо, чтобы никому и в голову не пришло, что можно оспорить полученный ими приказ.
Но как тяжело ему было, знал только он один… Легче, куда легче было бы пойти грудью на граненые солдатские штыки, жизнью своей защитить революцию!..
Вот и конец всему… Нет, не конец. Это только начало… Только потому мы и прекращаем сейчас борьбу. Решающий бой впереди. И в том бою победа будет наша!..
9
Рано утром в полной темноте все подразделения отряда полковника Мина заняли предназначенные им места.
Орудия, установленные на Кудринской, дали первый залп по баррикаде, перекрывшей Пресненский мост. И тут же эхом ответила батарея, укрытая за Ваганьковским кладбищем, которая начала обстреливать спальни Прохоровской мануфактуры.
Полковнику доложили, что снаряды пронизывают баррикаду, отнюдь не разрушая ее. Приказано было отправить два взвода ее разобрать. Но едва солдаты поднялись на ее гребень, как из окон всех близстоящих домов в них полетели пули. Стрельба не могла быть прицельной, — только начало рассветать, — но все же один солдат был убит, многие ранены.
Унтер-офицер, командовавший вылазкой, отвел солдат и доложил по начальству о потерях. Приказано было разборку баррикады продолжать. А дома, из которых стреляли, разбивать пушечными залпами прямой наводкой или поджигать.
Солдаты снова поднялись на баррикаду, и снова по ним зачастили выстрелы, теперь уже прицельные, с чердаков и из окон верхних этажей. Солдат снова отвели и ударили по домам из пушек. А взвод стрелков, укрывшись за лицевой стороной баррикады, должен был перестрелять дружинников, когда они побегут из разрушаемого дома.
Но дружинников или не было в этом двухэтажном, обшитом крашеным тесом доме, или же они успели уйти незаметно дворами. Из дома бежали дети и женщины, многие с младенцами на руках. Ни один солдат не вскинул винтовку, но пушки продолжали бить по обреченному дому, и не то осколком снаряда, не то разлетавшимися обломками сразило женщину вместе с ее ношей. С истошным предсмертным криком она упала и затихла…
Прискакал с объезда позиций полковник Мин. Ему доложили об упорном сопротивлении противника и о потерях, понесенных третьей ротой.
Полковник потребовал к себе командира третьей роты.
— Приказываю взять баррикаду!
Офицер развернул свою роту, и в разомкнутом строю солдаты бросились в атаку. Из-за укрытия, с чердаков и из окон домов дружинники открыли яростный огонь по наступающим. Падали на снег раненые и убитые, но натиск был столь стремителен, что большая часть роты добежала до баррикады и с ходу завладела ею. Но за баррикадой не оказалось ни одного ее защитника. Нападающие остановились в растерянности, а пули по-прежнему летели из окрестных домов, поражая солдат одного за другим.
Полковник приказал отвести третью роту назад и накормить солдат. Только пушечной обслуге приказано было повременить с обедом и продолжать свое дело. Велено было разбивать один за другим дома вдоль Большой Пресни, чтобы впредь не было помехи для наступающих войск.