— И про Медведя тоже расклеено. За ево одну тысячу. Очень растревожила Наташу эта поганая афишка. Вся надежда па то, что фотография несхожа. Выдать может только знающий лично… А такому Зиновий не доверится…
Наташа достала все свои записи, которые вела на заседании штаба, писанный рукой Седого черновик последнего приказа дружинникам Пресни, проверила тщательно все ящики стола и полки шкафа, выгребла все до последней бумажки. Свернула в пук, сожгла в печке и золу переворошила кочергой.
Последние приказания начальникам дружин: надежно спрятать оружие, а самим дружинникам уходить из Москвы, не полагаясь на милость победителей, — Наташа передала некоторым лично, к остальным послала дружинников.
За день почти все депутаты и большая часть дружинников разошлись. Те же, кого темнота застала в училище, решились дождаться здесь утра. Ночевать условились на нижнем этаже, ближе к черному ходу, чтобы в случае тревоги успеть скрыться.
Но было не до сна. Надежда Николаевна уговаривала:
— Вам надо уснуть. Вы же утром уходите. Кто знает, сколько придется вам скитаться без отдыха, без сна…
— А вы разве не уйдете?
— Я остаюсь здесь, — ответила Надежда Николаевна.
— Мне страшно за вас.
— Почему? За мной никакой вины нет. Я кормила детей-сирот, женщин, стариков.
— И дружинников.
— Я этого не знаю.
— Они все узнают. Уходите, Надя!
— Не надо меня уговаривать. Я решила. Я так и поступлю… А если не спится, пойдемте наверх, в большой зал. Оттуда на все стороны видно.
Этой ночи она не забудет до последнего дня своей жизни… Высокие окна двухсветного зала проступали в полутьме багровыми пятнами. Наташа подбежала к окну и отшатнулась в ужасе. Ей показалось, что огонь подступает к самому зданию. Потом поняла, что ошиблась. Горели дома на Средней и Большой Пресне. Отдельные пожарища сливались в сплошную стену огня. Огромным костром, пламя которого вздымалось выше всех, пылала мебельная фабрика Шмита со своими складами. Горели дома на Прудовой улице, на Нижней Пресне, в прилегающих к ним переулках…
— Словно на острове среди пылающего моря, — сказала Надежда Николаевна и заплакала. — Бедные люди…
Сколько осталось без крова…
Потом спустились вниз и до утра сидели, крепко прижавшись друг к другу, успокаивая и утешая одна другую…
Утром, едва рассвело, пришел дружинник и сказал, что можно пройти к железной дороге и там, укрываясь за вагонами, пробраться к Брестским мастерским. Уходили мелкими группками, по два, по три человека. Ей пришлось задержаться. Прибежал, запыхавшись, какой-то запоздалый дружинник. Принес оружие. Закопала его в одном из сараев училища.
Обнялись с Надеждой Николаевной, и Наташа пошла.
Еще не дошла до двери, сзади что-то лязгнуло. Оглянулась в испуге… Еще раз лязгнуло. Били старые стенные часы. Было два часа дня, воскресенье, 18 декабря.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Судьба пощадила Наташу. По улицам и переулкам горящей Пресни уже рыскали патрули семеновцев, хватая всех вызывавших подозрение. Но ей удалось выбраться незамеченной. И удалось разыскать Седого.
Их переправили за границу, и уже там, за рубежом родины, Наташа — Надежда Васильевна Синева — стала женой Зиновия Литвина-Седого и была его верным другом и помощником всю свою жизнь.
Но семейное счастье не заслонило от них большой жизни.
Товарищ Седой принимал активное участие в создании заграничной Военной организации РСДРП. И от нее избирался делегатом на Четвертый (Стокгольмский) съезд партии.
Затем — активное участие в героическом восстании военных моряков в Свеаборге.
После его поражения — томительные годы эмиграции. Швейцария, Бельгия, Франция, Канада, США.
Весной 1917 года возвращается на родину. Проходит ряд фронтов гражданской войны; будучи комиссаром стрелкового полка, участвует в боях за Царицын.
По предложению Ленина на Десятом съезде РКП (б) Литвин-Седой избирается членом Центральной Контрольной Комиссии.
А затем, как он пишет в своей автобиографии: «С 1922 года работаю на различных постах хозяйственно-организационной жизни нашей страны и выполняю задания партии и Советской власти».
Зиновий Яковлевич Литвин-Седой был скромен, как и подобает истинному большевику. Но эта скромность не мешала ему ценить свое прошлое. Он помнил, что Ленин назвал рабочих Красной Пресни передовым отрядом всемирной рабочей революции. И никогда не забывал, что волею партии ему — большевику Седому — выпало счастье возглавлять этот отряд в незабываемые декабрьские дни 1905 года.