— Все буквы выучим к сроку, я тебе двугривенный дам, — сказал он как-то Зиновию.
— Мне не надо, — отказался Зиновий.
Никодим даже губастый рот раскрыл и глаза выпучил от изумления.
— Как не надо?..
— Не надо. Я не возьму, — подтвердил Зиновий.
Никодим не стал настаивать, но на другой день принес в школу два расстегая с красной рыбой и один дал Зиновию.
Тот хотел было отказаться, но не смог. До чего же вкусно пах этот пирог… Такого свежего ему есть не доводилось. Потому и не утерпел.
Вечером признался матери. Та сказала отцу.
— Куски подбираешь?.. — осведомился отец с недоброй усмешкой.
— Он сам просил меня, — ответил Зиновий.
— С чего же он так раздобрился?
Зиновий рассказал, как учитель посадил к нему толстого Никодима, как велел заниматься с ним, как Никодим сулил двугривенный и, наконец, как было дело с пирогом.
Отец долго думал, потом не то спросил, не то сам себе ответил:
— Выходит, вроде как заработал…
3
Школа была истинным отдыхом для души. Может быть, еще и потому, что дома было худо. Старшие братья не хотели смириться с «несправедливостью» отцовского решения. Все по очереди, подрастая, один за другим уходили «в люди» искать свой кусок хлеба, а этого любимчика отправили в школу. Мало того что сейчас отлынивает от работы, когда вырастет да выучится, придется перед ним шапку ломать.
Выместить свою обиду и досаду в открытую не решались. Отец по-прежнему был крут и скор на расправу и своеволия никому бы в доме не спустил. Но, как говорится, не толчком, так щелчком. Во-первых, отца, считай, половину суток и дома нету, да и когда дома, — глаз одна пара, сразу за всеми не уследишь…
Словом, были и щелчки, и швырки. Да не в них дело. Куда обиднее было недоброжелательство, которое так и сочилось из старших братьев. Мать не раз пыталась усовестить обидчиков. Помогало, но ненадолго…
Надо ли дивиться, что в школу бежал с радостью, из школы домой плелся нехотя.
Конечно, сыскались и в школе свои горести. Самого маленького и щуплого только ленивый не ткнет в бок. К тому же, если и одет непригляднее всех, всегда найдутся желающие просмеять и вышутить. Но Зиновий, уже в семье привыкнув быть меньшим, не обижался и в школе, когда перепадало от старших. И от него довольно быстро отступились.
И все-таки в нем многое переменилось — стал более живым и общительным, уже не чуждался шумных игр и возни на переменах, а нередко и сам выступал зачинщиком и заводилой. И еще обнаружился у него артистический талант, а точнее сказать, склонность к лицедейству.
Теперь, когда он осмелел за широкими плечами Никодима, так и подмывало передразнить какого-нибудь нескладеху.
Когда сам строен и ловок, очень легко передразнить любого увальня. Что он и делал. Но все это так весело и беззлобно, что всерьез редко кто обижался. Над его ужимками хохотал весь класс, и те, кого он передразнивал, смеялись вместе со всеми.
Но любая ужимка, повторенная в третий, пятый, десятый раз, в конце концов надоедает и не вызывает не только хохота, но даже и снисходительной усмешки.
И тогда шутник Зиновий отважился на дерзкую затею. Он принялся передразнивать учителей.
Первым удостоился его «внимания» отец Дамиан. По-видимому, из-за своей характерной — в медвежью развалочку — походки, которую и повторять, и передразнивать было сподручно.
И теперь, когда отец Дамиан выходил из класса, следом за ним, косолапя и переваливаясь с ноги на ногу, шествовал Зиновий, вобравший голову в плечи и выпятивший сколь возможно свой тощенький животик. Мальчишки давились от смеха, фыркали в кулаки, а когда дверь за отцом Дамианом закрывалась, раздавался взрыв хохота.
Глава третья КОРЕНЬ УЧЕНИЯ ГОРЕК
1
И в эту злосчастную пятницу мать не преминула опять предупредить отца:
— Оденься потеплее. Погода не по времени холодная.
— По времени лето, значит, и погода летняя, — отшучивался отец.
А на дворе действительно стояло начало августа, только занепогодило октябрю впору. Все небо затянули тяжелые тучи, почти без перерыва шли надоедные холодные дожди.
Не к месту и не вовремя пошутил отец. И вовсе не весело обернулась его шутка.
Едва добрался он до своего дровяного склада и укрылся в своей сторожке, как с севера, со стороны Бутырского хутора, подул резкими порывами злой студеный ветер; к ночи пригнал дождь, затяжной и стылый.
Сидеть бы уж, не вылезать из сторожки — так нельзя: службу справлять в любую погоду положено. Еще чаще обычного обегал всю складскую территорию, потому как в такую непогодь лихому человеку самое раздолье.