В общей сложности, к 1992 году Барселона потратит около двухсот миллиардов песет (примерно два миллиарда долларов) на здания и инфраструктуру, связанные с Олимпийскими играми. Параллельно с возрождением побережья обустраивается и Монтжуик как участок «Олимпийского кольца» и арена легкоатлетических соревнований. В 1929 году на Монтжуике и рядом с ним выросли главные здания Всемирной выставки, устроенной диктатором Мигелем Примо де Ривера. Такие, например, как Палау Насиональ, где теперь помещается музей каталонского искусства. Их грубая монументальность контрастировала с абстрактным, почти воздушным Германским павильоном Миса ван дер Роэ. И разрушенный, он оставался одним из призраков модернизма, его «живым классиком»… В середине 1980-х годов Ажунтамент тщательно реконструировал здание Миса по чертежам и фотографиям, а также отреставрировал оставшийся от выставки 1929 года легкий фонтан на оси между Пaлау Насиональ и Пласа д’Эспанья. Но Монтжуик все ещё казался ничейной землей: не парк, не городской центр… Его возродило «Олимпийское кольцо» — официальное название плана реконструкции большого участка горы под общим руководством архитекторов Федерико Корреа и Альфонсо Мила. Они аккуратно сохранили фасад старого овального стадиона с бронзовыми скульптурами в стиле классицизма работы Пау Гаргальо — один из лучших образцов европейской архитектуры периода диктатуры. Но беговую дорожку они опустили примерно на тридцать пять футов, таким образом освободив больше пространства для зрительских мест — для семидесяти тысяч зрителей. По ступеням и площадкам можно спуститься к самому замечательному новому зданию, связанному с Олимпийскими играми: Палау Сант-Жоржи, или дворцу святого Георгия, крытой спортивной арене, вмещающей семнадцать тысяч зрителей. Автор проекта — японский архитектор Арата Исодзаки.
Снаружи низкий профиль дворца и темная керамическая крыша со световыми люками делает его похожим на летающую тарелку. Но если смотреть изнутри, то создается совсем другой эффект: изогнутый металлический каркас огромной крыши парит над ареной. Дерзкий замысел архитектора делает дворец почти невесомым благодаря свету, проникающему сквозь отверстия вверху. Здесь хай-тек становится поэзией, как это произошло и в телебашне Норманна Фостера высотой восемьсот футов, воткнутой, подобно копью, в гряду Колсеролы рядом с Тибидабо.