Привилегии феодалов означали, по сути дела, рабство для крестьянства, которое к концу Х столетия составляло три четверти {цифры, естественно, очень неточны) населения Каталонии. Большинство этих людей были мелкими свободными землевладельцами. Их участки могли быть крошечными, но они имели на них твердые права, защищенные законом и обычаями. Когда в XI веке у землевладельцев отобрали землю, либо заставив ее продать, либо отняв силой, они из независимых фермеров превратились в крепостных или в лучшем случае в арендаторов — сборщиков урожая. Они растили пшеницу, оливки и виноград, пасли стада, а потом отдавали часть дохода {обычно половину) хозяину земли, а также платили всякие дополнительные налоги. Потоки денег, которые текли к знати, давали ей возможность покупать новые земли и приобретать новых арендаторов.
С римских и визиготских времен остались законы, согласно которым знать обладала финансовой и военной властью (mandamen/um), а также правом судить и наказывать (districtum). Поскольку закон был на ее стороне, она беззастенчиво пользовалась закрепленным правом на вымогательство. И крестьяне ничего не могли с этим поделать. В дни Гифре Волосатого и его ближайших преемников крестьянство было главной опорой армии, и крестьяне постоянно держали дома оружие. Это означало, что землевладельцу лучше было оставаться в хороших отношениях с крестьянами, чтобы иметь возможность при необходимости мобилизовать вооруженных людей. Но методы ведения войны изменились, и теперь большое значение для эффективности военных действий приобрела лошадь — животное, держать которое простой фермер не мог себе позволить. Слово «шевалье», рыцарь, дворянин, происходит от французского cheval. Толпа крестьян, размахивающих садовыми ножами, не устояла бы против кавалерии. Лишь немногие — богатая знать — могли позволить себе держать боевого коня и экипаж, для выезда. Человек в седле стал хозяином положения. В этом изменившемся обществе разница между конными и пешими очень скоро стала решать все.
К XII веку noblesa[24] в Каталонии,_$ак и во Франции, уже выстроила развернутую иерархию. На вершине ее находились старые патрицианские семьи и роды чуть помоложе — графы и виконты, обладатели огромных поместий и многочисленных замков. За ними шли владельцы замков не столь благородного происхождения (они известны как varvassors), а за теми — просто рыцари. В обмен на военную службу и пунктуальность в сборе налогов с крестьян эти мелкие дворяне получали от своих более знатных покровителей то, что называлось словом feu — свою порцию дохода от земель.
Теоретически жадность noblesa castral[25] как-то сдерживалась властью графов Барселонских. Но стабилизирующее влияние последних резко пошло на убыль в начале XI века и так и не восстановилось. Когда в 1017 году умер граф Рамон Борель, титул перешел к его сыну, Беренгеру Рамону I, которому в ту пору было всего лишь пятнадцать лет. Шесть лет его мать Эрмессенда правила за него, а когда наследник наконец воссел на трон, то в управлении землевладельцами каталонской глубинки он преуспел ничуть не больше, чем его мать. Когда в 1035 году он умер, власть в Каталонии поделили два его сына (одному достались северные земли, другому — Таррагона), и только в 1049 году старший сын стал Рамоном Беренгером I и полностью взял бразды правления в Каталонии в свои руки.
За тридцать лет образовался вакуум, в котором ни королевский дом, ни городская аристократия не могли значительно влиять на noblesa castral, не говоря уже о том, чтобы предотвратить ее хищническое отношение к крестьянам.
Более того, землевладельцы стали применять насильственные меры и к церкви — к монастырям, зависимым от дохода от земли и потому державших сторону земледельцев. Знать опустошала церковные земли, нападала на монастыри, нарушала право на неприкосновенность, которое имели в церкви беглые крестьяне. Иногда несчастных зарубали прямо на глазах у монахов, у самого алтаря со Святыми Дарами. Каталонские священники, следуя примеру умного и образованного аббата Олибы из Риполя (971-1046), отвечали на это своим оружием — анафемой и отлучением от церкви. В 1027 году на конклаве в Руссильоне Олиба установил Раи í Treua de Deu, перемирие в дни церковных праздников, которое потом было принято по всей Европе. Этот новый закон утверждал право беглых на защиту от произвола землевладельцев и устанавливал периоды, когда всякая вражда должна была прекращаться. За невыполнение грозили отлучением от церкви, самым страшным наказанием, какое только можно было представить себе, так как оно означало отсечение грешника от живого тела церкви, отказ в таинствах и, как следствие, обреченность его черной души и нечестивой оболочки на адский огонь после смерти.