Утром после бессонной ночи он первым делом бросился звонить малярам, но те красили дом лорда Уинстона и могли появиться лишь через два дня. Ему предстояло провести целых два дня в обесчещенном доме.
Эти два дня превратились в сплошную пытку; и хотя он провел их взаперти, легче ему от этого не становилось. Его пребывание в доме ничего не меняло — стена словно сделалась стеклянной, ибо насилие, совершенное над ним, пробудило в нем способность видеть сквозь стены, и он не мог отделаться от вопиющего святотатства: «ПАТРИК», «ПАТРИК», «ПАТРИК», «ПАТРИК», «ПАТРИК». А поскольку его офис находился в доме, он был загнан этим «Патриком» в угол, как затравленный тигр.
После бесконечного ожидания в семь утра наконец появился чудовищный фургон с малярами. Они достали свой переносной радиоприемник, казалось, настроенный сразу на два канала одновременно, и тот огласил округу воплями, шипением и ревом. После этого они отправились завтракать, оставив приемник трещать и улюлюкать. Вернулись они через два с половиной часа — в Белгрейвии трудно найти хороший горячий завтрак. После этого они принялись за работу.
Через полтора часа главный маляр — высокий немногословный негр по имени Томми, у которого из заднего кармана комбинезона всегда торчал свежий номер «Сан» с хорошо заметным очередным заголовком, призывающим к ксенофобии, — позвонил в дверь и попросил руперта.
— Мистер… э‑э… мистер руперт. Думаю, вам неплохо бы выйти, у нас там… э‑э… небольшая проблема. — И он повел дрожащего руперта за угол.
Видимо, между краской пульверизатора и краской маляров произошла какая–то химическая реакция, в результате, вместо того чтобы скрыть оскорбительную надпись, побелка лишь рельефно выделила ее, и теперь на фоне безупречно белого фона красовались ярко оранжевые буквы. Более того, казалось, надпись увеличилась: «ПАТРИК». Она стала кричаще заметной, словно дом руперта являлся каким–то новым баром под названием «Патрик».
— Мы положили краску в три слоя, — пояснил Томми. — Но эта чертова штука продолжает проступать.
руперт совершенно тихо вошел в дом и повернул на расположенную рядом с парадным входом кухню, весь пол которой был выстлан чудной нержавейкой. Безупречная кухня с безупречным нержавеющим полом. Раньше у них жила кошка, но ей надоело, что у нее постоянно разъезжаются лапы на скользком полу, и она ушла жить на другую сторону улицы, руперт был искренне рад этому обстоятельству, потому что, когда в жаркую погоду она валялась на спине, раскинув лапы, это придавало дому неопрятный вид. Впрочем, мальчики, видимо, ее любили, так как теперь большую часть времени они проводили в доме напротив, где жило семейство из Саудовской Аравии, которое и приютило кошку. Лежа на полу, руперт взглянул на проволочные стулья, заказанные им для кухни. Как и положено, они не предполагали подушек на сиденьях, поэтому гости уходили с глубокими поперечными вмятинами на задницах, словно провели вечер с исключительно кровожадной любовницей. Но на этот раз Элен настояла на своем и купила подушки, и руперт был даже тайно рад этому, потому что ему совершенно не хотелось, чтобы у людей складывалось превратное представление о баронессе Джей из–за вмятин, которые оставляли его стулья на ее заднице.
Он поймал себя на мысли о том, что в самой глубине его мыслехранилища водятся неведомые твари, после чего решил, что перестал себя понимать. Он знал, что надо встать с пола, что это очень важно, что Тони не понравилось бы это. Но в этот момент зазвонил мобильный телефон, и, выяснив, что тот в кармане, рядом с ним, он достал его и ответил на звонок. Это был Тони, словно почувствовавший его горе и пришедший ему на помощь в минуту нужды.
— Все в порядке, цыпленок? — произнес Тони своим дурацким хитрым голосом, которым он говорил, когда находился в веселом расположении духа.