Внизу Баджа тоже не оказалось, а между тем уже наступали сумерки.
— Видно, он повел старую Бауру куда-нибудь в безопасное место, — сказала она своим спутникам, когда им пришло время поворачивать к лагерю. — Идите готовьте себе обед — ведь мне вы ничем не можете помочь. Если поднимется ветер и огонь двинется сюда, заберитесь на середину озера и там переждите. Но только вряд ли это понадобится, — добавила она и успокоительно улыбнулась.
Однако улыбка исчезла с ее лица, когда Игги, поставив лошадей в конюшню, подошла к дому.
— Игги, Игги, Бадж с тобой? — тревожно крикнула мать. Голос матери так подействовал на Игги, что она, несмотря на усталость, стрелой помчалась к дому.
— Да он, наверно, где-нибудь здесь!
— У этого мальчика ни на грош рассудка — очистил горох, положил его в кастрюлю и ушел, а огонь погас. Ох, смотри-ка, кастрюля для молока пуста! Неужто он не подоил Бауру?
— Может, он ушел к гостям в лагерь?
— С него станется. — Мать поджала губы. — Ох уж этот мне лагерь! Лучше бы они вовсе не приезжали.
— Ну что ты, Крошка мама, ведь они…
— Ладно, беги в лагерь и, если он там, крикни мне. А я пока пойду доить. Иди, иди, не теряй ни минуты!
Игги не тревожилась за Баджа — она не сомневалась, что он в лагере. Ей самой хотелось там побывать. Обычно она скучала дома, но не сегодня, когда день был полон волнующих событий! Она только сожалела, что, уехав на поиски золота, прозевала столько интересного здесь, дома. Но признаваться в этом Баджу она вовсе не собиралась!
— Бадж! — закричала она во весь голос, еще не дойдя до озера.
— Его здесь нет, — откликнулся Расс. — Разве он не вернулся домой?
Почуяв аппетитный запах жареного мяса, Игги только теперь почувствовала, как она голодна. Жадно вдыхая этот чудесный запах, она спешила туда, где Расс жарил бифштексы.
— Куда вы его девали? — спросила она, подойдя.
— Да мы его и не видели с тех пор, как вернулись.
— Ага, понимаю! — Игги просияла. — Он увидел пожар и побежал взглянуть, цела ли папина загородка. Они встретятся там.
— Ну, вот и отлично. В таком случае не окажете ли нам честь отобедать с нами, прекрасная леди?
Расс, раскрасневшийся от своих трудов, указал ей на пень, служивший стулом, и крикнул Доку, что обед готов.
За жарким последовал великолепный консервированный компот. Игги, то и дело твердившая, что ей надо уходить, уплетала все с волчьим аппетитом и все время весело болтала.
— Видите ли, Бадж у нас выдумщик. Если, к примеру, найдет детеныша опоссума или заглядится на какую-нибудь птицу, то забудет все на свете и не заметит, что поздно. Это потому, что он еще не учился в школе.
— Но ведь он уже знает много такого, чему никогда не учат в школе.
— Да, но только про птиц и всяких других тварей, — пренебрежительно возразила Игги, принимая от Расса печенье, которое, как оказалось, называется «крекер».
— Не хотите ли запить его стаканчиком кока-кола? — предложил Док.
Игги покачала головой. Она в эту минуту прислушивалась к звукам, которых другие еще не слышали, потому что слух у них был не такой тонкий, и напряженно вглядывалась в темноту, куда на запад шла тропа.
— Слышите? Кто-то идет, — сказала она.
— Это пара наших милых опоссумов, они приходят каждый вечер за подачкой, — объяснил Расс.
— Да нет же! Неужели вы не слышите? Это наш пони, Наррапс. Почему он здесь?
Игги торопливо выбежала на дорогу, чтобы преградить путь Наррапсу.
Наррапс, добежав до места, освещенного костром и электрическим фонарем, сам остановился и, насторожив уши, стал осматриваться. Игги знаком попросила Расса передать ей коробку с печеньем, а когда он это сделал, она достала один крекер и показала его пони, ласково приманивая его. Наррапс подошел ближе… Вдруг Игги побледнела, увидев мешок, болтавшийся на обрывке веревки под его брюхом.
— Наррапс, а где же Бадж? — спросила она, подсовывая печенье ему под самый нос. Тем временем она другой рукой снимала с себя кожаный ремень. Когда пони съел добрую половину коробки, она ловко захлестнула его шею этим ремнем. Сначала Наррапс пытался освободиться. Но Игги знала, что делать, и он быстро присмирел.
Куда девалась неловкая, хихикающая, неуверенная в себе девчонка? Эта новая Игги решительно потребовала, чтобы ей дали веревку, которая заменит уздечку и поводья.
— И отрежьте мне еще кусок, он будет вместо хлыста, — сказала она Доку. — Пони будет артачиться, не захочет идти назад, но я его заставлю! А пока кормите его печеньем.
— Куда это — назад? — спросил Расс, послушно скармливая пони свое любимое печенье.
— Туда, где он оставил Баджа. Я догадываюсь, где он. Не отдавайте ему всего печенья, мне надо взять с собой несколько штук. А еще один фонарь у вас найдется? Одолжите его мне, пожалуйста.
— Но мы не можем отпустить тебя одну. — Расс направил золотой сноп света на сплошную черную стену леса, которая от этого казалась еще более мрачной и зловещей. — Мы тоже идем. Не так ли, Док?
— Конечно, — отозвался Док из палатки, где он искал второй фонарь.
— Нет, нет, вы непременно отстанете. Лучше сходите кнам домой и расскажите маме, что случилось. Может быть, она захочет, чтобы вы отыскали отца и Ланса. Так что поторопитесь! — сказала Игги, вскочив на пони.
Глядя ей вслед, они видели, как она подгоняла упиравшегося пони, гнала его обратно туда, откуда он только что прискакал.
17. ИГГИ ВЫПОЛНЯЕТ ПОРУЧЕНИЕ
Игги безжалостно подгоняла Наррапса, барабаня пятками по его бокам. В одной руке она держала поводья, в другой — обрывок веревки, заменявший хлыст, а фонарь висел у нее на шее, и свет его ослепительной полосой прорезал ночной мрак впереди.
Она гнала Наррапса через ручьи, овраги, мокрые луга, на которых при свете фонаря иногда можно было разглядеть следы копыт, оставленные пони по пути домой. Легче было ехать по высоким местам, но на камне не было никаких следов, и только знание местности да сноровка помогали Игги находить дорогу. Наконец над эвкалиптами показалась луна, окружающий мир из черного стал серебристо-белым, и все видно было без фонаря.
Наррапс начал уставать. Игги соскочила с него на высоком склоне, чтобы ему легче было взбираться наверх. Через каждые несколько шагов она останавливалась и громко кричала, пробуждая эхо в мертвой тишине леса: «Э-эй, Бадж! Ба-адж! Я иду!» Всякий раз она ждала отклика, но его не было. Казалось, лес, разгневанный ее криками, погружался в еще более глубокое молчание. В воздухе чувствовался запах дыма. Вдыхая его, Игги все больше тревожилась и спешила, громко браня Баджа, чтобы заглушить страх:
— Сколько раз я тебе говорила, Бадж, чтобы ты привязывал его крепко, а потом проверял, не ослабла ли веревка, и стягивал узел еще сильнее! Тебе пора бы знать, что за нрав у этой лошади! Ей ничего не стоит сбросить узду, если ты не…
Игги замолчала и прислушалась. Невдалеке послышался какой-то тихий звук, но она решила, что это летучий опоссум царапнул когтями по коре дерева.
— Бадж! — закричала она опять хриплым от напряжения голосом, потом — снова, уже с отчаянием. Мужество начинало изменять ей, она готова была заплакать от сознания, что в этих диких местах человек так беспомощен. Страх, как дикий зверь, подкрадывался к ней.
Она не нашла бы брата в таком темном лесу, если бы лунный свет не сверкнул вдруг на валявшейся на земле уздечке, превратив ее в кусок блестящего серебра. Удивленная Игги остановила Наррапса и стала водить фонарем вокруг себя. Через мгновение она увидела на земле неподвижного Баджа. Лицо у него было мертвенно-бледно и местами покрыто засохшей кровью.
— Бадж! Бадж! — закричала Игги.
Она подъехала ближе. Опустившись на колени подле Баджа, она продолжала звать его и плакала, думая, что он мертв.
Наррапс вертелся подле рыдавшей Игги, а она не знала, что делать, и боялась дотронуться до неподвижного тела. Наконец, собравшись с силами, она приложила ухо к открытому рту Баджа, чтобы услышать, дышит ли он. Да, сомнения не было — Бадж дышал!