Беатриче очень старательно начала переводить прочитанные стихи. Но, дойдя до слов «где был я взят в полон двух милых глаз», она внезапно смутилась, опустила глаза и прервала чтение. Бартоломе тоже, сам не зная почему, смутился. Оба замолчали…
Наконец Бартоломе несмело проговорил:
— Я очень хотел бы научиться итальянскому языку.
— Хотите, я научу вас? Это совсем не трудно! Гораздо легче вашей скучной латыни или мудреного греческого языка, — и Беатриче тихо засмеялась.
— Чему вы смеетесь, сеньора?
— Я вспомнила, как отец вздумал учить меня греческому языку. Он хотел, чтобы я умела читать ему вслух басни его любимого Эзопа.
Бартоломе с изумлением смотрел на Беатриче. Эта пятнадцатилетняя девочка знала латынь, ее учили греческому! Она свободно говорит о стихах Данте и баснях Эзопа… Бартоломе вспомнил свою сестру и ее подруг. Они были милые, воспитанные девушки, но какие книги читали, что знали? Молитвенник и рыцарские романы. Он как-то взял у сестры такой роман, но не смог дочитать и до середины, таким глупым он ему показался.
— О чем вы задумались, сеньор Бартоломе? Вы осуждаете меня за то, что я не осилила греческий язык? Но скажу вам по секрету, сам отец не очень хорошо знает грамматику, поэтому наши уроки ни к чему не привели! Так я и не прочла басен Эзопа в подлиннике!
— Если вы не возражаете, — осмелился Бартоломе, — я бы мог учить вас греческому языку, а вы меня — итальянскому.
— О да! — весело воскликнула Беатриче. — Пусть будет отцу подарок: в один прекрасный день я прочту ему по-гречески его любимую басню о Борее — боге северного ветра — и Солнце.
Бартоломе не знал этой басни Эзопа и попросил Беатриче пересказать ее.
— Борей и Солнце спорили, кто из них сильнее. Они решили признать победителем того из них, кто снимет одежду с путника. Борей начал сильно дуть; путник держался за одежду; Борей стал дуть еще сильнее. Тогда путник, страдая от холода еще больше, надел еще одну одежду. Борей наконец устал и передал путника Солнцу. Солнце сперва светило умеренно; когда же человек снял с себя лишние одежды, Солнце стало увеличивать жар, и наконец путник, не будучи в состоянии терпеть зной, разделся и пошел купаться в реке. Басня эта показывает, что часто убеждением можно сделать больше, чем насилием! — важно закончила Беатриче.
…Эту басню Бартоломе запомнил на всю жизнь. И нередко ему приходили на память ее последние слова, сказанные милым голосом Беатриче: «Убеждением можно сделать больше, чем насилием».
Незаметно наступили сумерки. Вошла старая служанка и зажгла светильник из тонкого венецианского стекла. Мягкий розоватый свет разлился по комнате.
— Беатриче! — позвал мессер Джованни.
— Иду, отец, иду!
Через несколько минут Беатриче вернулась, поддерживая отца. Бартоломе помог художнику сесть в кресло с высокой спинкой, обитой кордовской кожей.
— Вы навестили нас, мой друг! Я так благодарен вам за внимание. Надеюсь, что все мои неприятности ограничатся одной бессонной ночью. Вам говорила Беатриче, что лихорадка лишила меня сна, а я лишил сна мою дочку?
— Может быть, позвать врача, сеньор Джованни?
— Ох, нет! Мне почему-то кажется, что он жаждет моей крови. Нет, не надо! Служанка сварила настойку из трав, и мне стало легче. Жар прошел, и рука болит меньше. Но хватит о моей болезни. Я вижу, дочка, что ты показывала сеньору Бартоломе свои книги?
— Не только показывала книги, но и читала стихи! И знаешь, сеньор Бартоломе хочет учиться читать и говорить по-итальянски, так понравился ему Петрарка на нашем родном тосканском языке!
— Тосканский язык! — задумчиво произнес художник. — Вы не пожалеете, дорогой Бартоломе, когда постигнете всю красоту произведений Данте и Петрарки на нашем прекрасном языке. Тогда только ощущаешь все величие творения, когда видишь или слышишь подлинник. Когда я закончу фрески в соборе Сан-Стефано, мы поедем во Флоренцию. Мы пойдем с вами в собор Санта-Мария дель Фьоре и церковь Сан-Лоренцо — детище великого Брунеллески! Мы увидим во флорентийском соборе евангелиста Иоанна, пророков Иеремию и Аввакума бессмертного Донателло. Когда мы пойдем молиться в церковь дель Кармине, вы остановитесь перед «Чудом с динарием» и «Изгнанием из рая» изумляющего всех Мазаччо. Вы не сможете отойти от картины «Битва» моего дорогого учителя Паоло Учелло. О боже! Увижу ли я все это?