— А я забыл об этом, — улыбнулся Бартоломе. — Хорошо, выведи Стеллу. Эй, Ласарильо! — позвал он мальчика, высунувшегося из окна кухни. — Сбегай за сеньором Алонсо. Он, кажется, в патио.
Стелла была гнедая красивая лошадка, невысокая, но грациозная.
— Ну, вот твоя первая лошадь, — сказал Бартоломе. — Правда, хороша? И смирна, даже младенца не сбросит! Можешь смело начинать.
Кубинец отрицательно покачал головой.
— Как, она тебе не нравится? Моя сестра много лет ездила на ней, смирнее Стеллы нет в нашей конюшне.
— Вот поэтому я и не хочу этой лошади, Бартоломе. Эта лошадь хороша для женщины, но не для мужчины.
— Но ведь ты же сам говорил…
— Именно поэтому я хочу другую лошадь.
Бартоломе понял. Что же, пожалуй, он прав! Испанец поступил бы так же.
— Хорошо, Алонсо. Дядюшка Педрос, будь столь добр, отведи Стеллу обратно, а выведи… — он задумался, — выведи серого араба, брата моего Гермеса.
— Он горяч, горячее твоего коня, Бартоломе, — предупредил Педрос.
Старый оруженосец вывел серого коня. Стройный, сильный, с горделиво посаженной головой, полный огня…
— Хорош? — спросил Бартоломе, гладя его атласную спину.
— Очень хорош! — с загоревшимися глазами ответил Алонсо. — Но почему я не видел его раньше?
— Отец подарил его дяде, а тот вернул обратно, говоря, что уже стар для такого горячего коня.
Педрос дал кусок хлеба Алонсо, и тот подошел к коню. Испуганно кося большим темным глазом, он все-таки взял с ладони кубинца хлеб. А потом мягкими губами, облепленными хлебными крошками, тронул его щеку.
— Знакомство состоялось! — засмеялся Бартоломе. — Подержи коня, Алонсо, а дядюшка Педрос сейчас оседлает его.
— А как зовут его? — спросил Алонсо.
— Дон Пеньялоса назвал его Фуэго, — ответил Педрос, неся из конюшни легкое седло.
— Правильно! — похвалил Бартоломе. — Он действительно огненный, и это имя лучше даже, чем имя моего коня — Гермес.
— А почему ты назвал его Гермесом?
— Разве ты забыл, что Гермес — это имя греческого бога пастбищ и дорог? Его также называли «вестником богов», и на ногах у него были крылатые сандалии. Вот я за быстроту и прозвал своего коня Гермесом. Но имя Фуэго еще лучше! А теперь мы сядем в тень, дядюшка Педрос привяжет Фуэго к дереву и прочитает нам первую лекцию о верховой езде.
Они присели на край бассейна под большим развесистым платаном.
— Помню, — продолжал Бартоломе, — как мне было двенадцать лет и я получил своего первого коня. Назвал я его, конечно, в честь лихого коня Сида Бабьекой, хотя он был смирнее даже старушки Стеллы. И так же, как сейчас, наш добрый Педрос прочел мне первую лекцию.
— До тебя, мой мальчик, — улыбнулся в свои седые усы Педрос, — я еще учил сорок лет назад твоего отца. Ну, так слушайте, молодые сеньоры, — важно начал уже другим тоном старый оруженосец. — Верховая езда — это великое искусство хорошей посадки и умелого управления лошадью…
— Каково? — шепнул Бартоломе на ухо другу. — Прямо хоть в Саламанку на кафедру прима-профессора…
Но кубинец не слышал, что ему говорил Бартоломе. Он не спускал глаз с Педроса и даже слегка шевелил губами, повторяя про себя его слова.
Закончив лекцию, Педрос оседлал Фуэго и подвел его к Алонсо. Едва коснувшись ногой стремени, кубинец как птица взлетел в седло.
С тревогой смотрел на друга Бартоломе. Все-таки он боялся огненного коня. Что ему вздумается сделать?
Почувствовав на спине тяжесть седока, Фуэго заплясал на месте. Твердая рука всадника мягко, но строго осадила коня. Фуэго, кося глазом на Алонсо, послушно встал.
— Отлично! — крикнул Бартоломе. — Алонсо, он слушает тебя!
Медленным шагом Алонсо объехал двор. В окнах показались лица слуг. Они с доброжелательным любопытством смотрели на кубинца. Настоящий кабальеро этот молодой паж! Такого горячего коня не побоялся взять! Для каждого испанца ловкость и смелость — это лучшее, что есть в человеке. Поэтому бесстрашие кубинца привлекало к нему сердца всех, начиная от старого Педроса и кончая чумазым Ласарильо.
Дядюшка Педрос сиял от гордости. Его ученик подавал блестящие надежды. Зоркий глаз старого оруженосца почувствовал в Алонсо отличного и умелого всадника.
— Фуэго нашел достойного хозяина! — сказал Бартоломе, когда Алонсо, сделав несколько кругов по двору, ловко спрыгнул с коня и отдал поводья Педросу. — Он твой, я дарю его тебе!
Обычно спокойный, Алонсо раскраснелся от радости. Глаза его сверкали, губы улыбались. Он — владелец такого сказочно прекрасного коня! Он будет хорошим всадником, теперь он уверен в этом.