— Ты пропустил из-за меня вечернюю мессу! Но пресвятая дева простит тебя, ибо ты был с больным.
В комнату вошел старик Педрос, неся на подносе обед.
— Донья Анхела вернулась из часовни и ждет вас обедать, — сказал он, обращаясь к Алонсо. — А я помогу вашей милости. Посмотрите, какой славный суп из цыпленка сварила вам тетушка Мархелина! И вот ваш любимый апельсиновый сок.
— Спасибо, мой добрый Педрос! Мне совсем не хочется есть, но, чтобы не огорчать тебя и Мархелину, дай мне крылышко цыпленка и немного сока.
Ночью дону Франсиско стало хуже. Он потерял сознание и бредил. Алонсо не отходил от него.
Из комнаты больного вышел мрачный Монтес:
— Сердце почти не работает. Надежды никакой, сеньора Анхела. Вряд ли он проживет эту ночь…
Вечером дон Франсиско пришел в сознание.
— Алонсо! — тихо позвал он. — Попроси ко мне капеллана. Я хочу исповедаться.
— Хорошо, дорогой сеньор, — едва сдерживая слезы, ответил Алонсо, — сейчас я за ним пошлю.
Все удалились из комнаты. Там остался только капеллан. Исповедь длилась недолго. Умирающий был так слаб, что иные слова его капеллану приходилось просто угадывать. Наконец он прочел Confiteor и вышел.
Алонсо, врач и донья Анхела поспешили к дону Франсиско.
— Алонсо, — прошептал он, — пусть все уйдут…
Алонсо остался возле умирающего. Невыразимая тоска сжала его сердце. Он вспомнил своего отца: кто примет его последний вздох, если сына не будет рядом? А потом он подумал о Бартоломе: бедный брат, не застанет отца в живых.
Наступила ночь. Старый кабальеро задремал. Что грезилось ему перед уходом в вечность? Старые ратные дела? Его первая и единственная любовь — его жена? Его гордость и надежда — сын Бартоломе? Ответ на этот вопрос он унес с собой.
По Испании
…И робкого делает храбрым слово «отчизна».
После похорон отца Бартоломе впал в какое-то оцепенение. Впервые ему изменила его стойкость. Но братская любовь Алонсо помогла обрести ему если не покой, то душевное равновесие. Мрачная угнетенность сменилась тихим горем.
Вскоре Бартоломе заговорил о том, что надо возвращаться в Саламанку. Он пропустил более двух лет. Для получения ученого звания лисенсиата потребуется провести в университете еще два года. Алонсо поедет вместе с ним. Он сможет там тоже заниматься, а главное — Бартоломе не будет одинок. После смерти отца не было у него человека ближе, чем молодой кубинец.
Донья Анхела и сестра Луиса после похорон сразу уехали в Гранаду. Старый дом Лас-Касасов опустел.
В сопровождении слуг Мануэля и Хасинте, с двумя запасными лошадьми, Бартоломе и Алонсо в ясное осеннее утро выехали из Севильи.
При выезде из ворот города они остановили лошадей. В розовой дымке рассвета лежала перед ними Севилья.
— Видишь, Алонсо, башня Хиральды возвышается точно маяк над городом. Ее история — история самой Испании. Низ Хиральды сложен из римских и вестготских каменных плит, а верх — мавританский минарет с христианскими колоколами.
— Более, чем Хиральда, меня поражает кафедральный собор. Когда я вхожу в него, я чувствую себя песчинкой в океане. Мне кажется, в нем могут поместиться еще пять храмов.
— Наш севильский собор самый большой на свете, больше знаменитого миланского собора в Италии.
— Когда мы вернемся обратно в Севилью, Бартоломе, мы новыми глазами посмотрим и на собор, и на Алькасар, и на Хиральду!
— И вспомним старинную андалузскую поговорку:
А теперь вперед, в Кордову!
Маленькие селения, окруженные виноградниками, апельсиновыми и оливковыми рощами, сменили густые дубовые леса. После лесов пошли заросли вечнозеленых кустарников — маквиса, гариги.
К вечеру показалась Кордова. Она была окружена зубчатыми мавританскими стенами. Посередине города медленно и величаво протекал широкий Гвадалквивир, по берегам которого в предместьях росла пышная зелень маквиса. Невысокие холмы были покрыты рощами олив и виноградниками.
Кордова более других городов Андалузии сохранила мавританский облик. Низкие белые дома без окон и балконов. Кое-где из-за белой стены подымалась зелень пальмы или платана. Иногда через открытые двери домов можно было увидеть традиционный небольшой патио, с его тонкими колоннами, фонтаном и цветами.
На узких извилистых улицах города зелени совершенно не было. Пыль тучей вилась за всадниками.