– Ты очень смышленая девочка, Бару, – вымолвил купец. – У тебя блестящее будущее. Навещай меня, когда хочешь. Спроси Кердина Фарьера.
Позже он нашел ее родителей и поговорил с ними. Бару пристально наблюдала за Кердином. Купец не мог прекратить разглядывать ее мать и отцов и асептически поджимать губы. Похоже, он сдерживался, чтобы не сплюнуть, но купил два телескопа и набор зеркал в придачу, чем обрадовал даже недоверчивого Сальма.
Последний в торговом сезоне конвой Маскарада обогнул риф Халае и пришвартовался в Ириадской гавани. С конвоем пришел и изящный фрегат под алыми парусами – военное судно, которое с нетерпением ожидал отец Сальм. На его палубе сгрудились моряки, галдящие между собой. Любая девочка с подзорной трубой могла бы наблюдать за ними с вершины вулкана хоть целый день – конечно, если у нее хватало любопытства и если она являлась настолько скверной дочерью, что могла без зазрения совести улизнуть от выполнения домашних обязанностей.
А у Бару имелась подзорная труба, да и дочерью она оказалась скверной, так что дело оставалось за малым…
– На борту солдаты! В латах и с копьями! – восхищенно поведала она родителям.
Бару гордилась собой: надо же, она сумела сделать столь важное и зловещее открытие! Теперь и ей разрешат принять участие в вечерних посиделках во дворе и болтать об отраве и пактах.
Но отец Сальм не поднял щит и не отправился на бой. Мать Пиньон не отвела Бару в сторонку, чтобы объяснить ей систему командования и особенности вооружения армии Маскарада. Отец Солит не угостил ее печеным ананасом и не начал расспрашивать о подробностях.
Они усердно работали во внутреннем дворе и по-прежнему шептались между собой о пактах и посольствах.
– Стоит им построить его, и нам крышка, – бурчал Сальм. – Они никогда отсюда не уберутся.
А Солит отвечал прямыми, без ножа режущими словами:
– Подпишем ли, нет ли, они все равно сделают так, как хотят. Нужно, чтобы они его строили на наших условиях.
Чувствуя, что ею пренебрегают, и не желая заниматься пи хозяйством, ни счетом, Бару принялась докучать родителям вопросами.
– Солит, – осведомилась она у отца, набивающего мешок келпом[3], – когда ты снова будешь ковать?
Когда Бару была маленькой, Солит выковывал прекрасные и опасные вещи из руды, которую добывали из земли и из горячих источников.
– Как только закончится торговый сезон, Бару, – отвечал Солит, взвалив мешок на плечи и направляясь к печам.
– И мать помчится за гору, на равнины – с копьем, убивающим кабанов, которое ты ей сделал?
– Наверняка.
Бару с удовольствием посмотрела на мать – ее широкий шаг и могучие плечи куда лучше подходили для охоты, чем для изготовления телескопов. Перевела взгляд на второго отца – тот умел бить в барабан столь же неистово, как и драться.
– А когда солдаты придут, отец Сальм возьмет копье, убивающее людей, которое ты сделал специально для него?
– Взгляни, дитя, сколько на тебе грязи, – заявил Солит. – Ступай-ка в дом Леа, Нырялыцицы-за-Жемчугом, и принеси пемзы. И не забудь взять бумажных денег и купить у нее оливкового масла.
Бару так долго читала о «пактах», «валютах» и «арбитражах», что иногда переставала соображать, что к чему. В таких случаях она делала передышку и приставала с расспросами к матери Пиньон или молча сидела в углу и размышляла. Было ясно одно: что-то случилось. В прошлом году родители были гораздо радостнее, чем сейчас.
Следовало повернуть ход дел в обратную сторону. Но каким образом?
Купец Кердин Фарьер сидел за своим прилавком на Ириадском торгу. Его охранницы сияли и лоснились, как сытые, обожравшиеся чайки. Торговый сезон почти закончился, и на сей раз базарный день выдался штормовым – серым и неприветливым. Близилось время, когда торговые кольцевые ветры Пепельного моря утихнут, уступив место зимней непогоде. Но Ириадская бухта укрывала торг от буйства ветров и волн, и барабанщики били в барабаны.
Бару отправилась прямо к прилавку торговца шерстью.
Фарьер разговаривал с тараноки из равнинных, очевидно, явившимся из-за горы. Бару всю жизнь твердили, что с равнинными общаться нельзя, поэтому сначала она подошла к охранницам. Бритоголовые женщины взглянули на нее свысока – сперва безразлично, а спустя мгновение – с раздражением. Но Бару не собиралась убираться восвояси, и охранницы сменили гнев на милость. По крайней мере, одна из них слегка улыбнулась. Другая же взглянула на товарку в ожидании пояснений, и Бару догадалась, что они, скорее всего, военные, и первая – «старшая по званию».