Меня охватила паника, я разом хотела сбросить всё на пол и бежать, пусть бы и босиком, и — замереть, спрятаться, а вдруг не найдут? Не заметят? И оно само как-нибудь рассосётся?
Вообще я в жизни чаще всего так и поступала — замирала и ждала, вдруг рассосётся. И только если не было вариантов, что рассосётся, убегала и пряталась. Мне всегда было очень непросто посмотреть обстоятельствам в лицо. Неужели придется?
Мои раздумья прервали — открыли дверь, и доктор Зимин пригласил войти кого-то.
— Ольга Дмитриевна, с вами желает побеседовать Иван Фёдорович Никитин, наш здешний полицейский пристав.
9. Я беседую с полицией
9. Я беседую с полицией
Что же, пристав так пристав, побеседуем. Я кивнула — пусть, мол, заходит. Вдруг нашёл мои украденные ботинки? Только я завернулась в простыню посильнее — а то очень неловко себя чувствовала. Ладно врач, ладно медсёстры, а это — совсем другая разновидность посетителя.
Вошёл мужчина в явной форменной одежде, с фуражкой в руках — невысокий, сухонький и с браво торчащими усами. Лет, может быть, сорока. Уставился на меня.
— Здравствуйте, — сказала я.
И мы смотрели друг на друга, и что-то было не так.
Первой нашлась я.
— Вы ведь собирались что-то спросить? Спрашивайте.
Вообще я устала, и мне хотелось лечь и спать. И может быть, ещё немного поесть. А этот пришёл, стоит и молчит. И смотрит. Во мне что-то не так?
— Значит, это вы, барышня, в Егорьевском переулке были?
— Видимо, да. Понимаете, я не помню, как там оказалась.
Я подозревала, что мне придётся сказать об этом ещё не раз, вздохнула про себя и понадеялась, что такое объяснение примут.
— А какие вещи-то при вас были, помните?
— Да, конечно. Ботинки коричневые, на шнуровке. Тёмно-синее пальто. Шапка вязаная, тоже синяя. И чёрная сумка.
Про телефон, наверное, говорить нет никакого смысла. И про содержимое сумки.
— А в сумке-то что?
— Кошелёк, серый, кожаный. Расчёска, платочки, немного косметики.
— А документы были ль какие?
Конечно, были. Папка целая, я ж на работу ходила устраиваться. И паспорт, и ИНН, и диплом, и даже трудовая книжка. Наверное, всё это можно восстановить, но… дома.
— Да, паспорт был, — объявления об утере паспорта я читала в газете вот только что.
— Ага, значит, паспорт. Отметим. Денег много ли пропало?
— Нет, денег почти не было, — и это даже справедливо, потому что расчёт я получила, но держала на отдельном счёте, чтобы не потратить быстро и весь. Поэтому всё, что было — это рублей пятьсот на карточке и немного мелочи на транспорт. — Знаете, мне бы документы вернуть и одежду, хотя бы пальто и ботинки, потому что других у меня нет.
— Документы? Ещё что-то, не только паспорт?
Тьфу ты.
— Да, диплом.
— Женские курсы что ль?
— Верно, они самые.
Увидят — не перепутают. Но… в документах текст написан не на здешнем языке, это точно. Поэтому удивятся, если вдруг найдут. Но что-то мне подсказывало — не найдут.
— Наведаемся к Михалычу, старьёвщику здешнему, он может знать, куда что делось. Вы и о тех, кто вас грабил, не помните?
— Вроде двое их было. Но я не уверена, я вообще думала, это сон. А потом глаза открыла — а они тут. Пальто с меня снимают. И закричала, кажется.
— Правильно закричали, а то они бы и исподнее сняли, ироды эти, — закивал Никитин. — Тут-то наши и поспели. Хорошо, обход делали неподалёку, услыхали. Это господин Носов тут за порядком следит, ему спасибо скажите, ну, или помяните в молитве, тоже не лишнее. Если б не он, то по станции б дежурили, ясное дело, а улицы здешние обходить — то навряд ли.
— А кто он такой? — на всякий случай спросила я.
— Кондрат Никанорович-то? Да поселковый староста он, уважаемый человек. За порядком смотрит. И нам велит. И убеждает его превосходительство, что нужны люди, на станции и около, и в самом посёлке тоже, мало ли. Поэтому у нас здесь теперь свой полицейский участок, с надзирателем, ну и жандармское отделение на станции, но они отдельно, и у них полномочиев-то поболее наших будет. Потому как не дай господь попортит кто железнодорожные пути — и что тогда делать?