Так вот, мне было странно — неужели маги не понимают и не чешутся? А потом дошло. Как раз понимают, потому безголовых студентов-магов и строят, чтобы близко не подходили к революционным кружкам. Потому что мир и без несознательных магов сам по себе не подарок.
Я довольно долго решалась, а потом спросила старшего Пуговкина.
— Можно ли поговорить, Афанасий Александрович?
— Конечно, Оленька, пойдём в кабинет.
Дело было после ужина, у меня оставалось ещё немного времени до полевой практики. В кабинете я села и в лоб спросила:
— Скажите, студентов-магов наказывают за революционные идеи потому, что если они туда подадутся, то у прочих совсем надежды не останется?
Пуговкин молчал, смотрел на меня.
— Верно, Оленька. Не останется.
— Понимаете, у меня… в моём мире была сначала мировая война, затем революция, а затем гражданская война. Я о тех временах только в книгах читала и из истории знаю, и в этом нет ничего хорошего. Если здесь так случится, ничего не останется. Градус непримиримости и ненависти слишком высок. Все убитые переродятся в нежить и сожрут всех уцелевших.
Афанасий Александрович снова молчал, смотрел то на меня, то мимо.
— Вот, ты понимаешь. Но у тебя другой опыт, потому понимаешь. А наши юные оболтусы — нет, сколько им ни говори. Запретный плод, как известно, вдвое слаще того, что на тарелке. Даже если на тарелке сладкое яблоко, а запрещают кривую немытую морковку.
— Если бы я могла, я бы сказала. Но не скажу, потому что не поверят. Понимаете, я ж случайно попала на такой кружок, едва спаслись от полиции. Понимаю, почему это привлекательно. Но… если запретить, не сработает.
— Если бы не спаслись, пришлось бы отчислить вас обеих, — сурово сказал Пуговкин.
Нас обеих? Он знает?
Ну да, знает. Потому что это важно. И ему нужно понимать, что у меня в голове, а вдруг я как раз готова сочувствовать им всем потому, что нездешняя? И не соображаю? А я вот как раз соображаю, и как раз потому, что нездешняя.
— Это вышло случайно. И я думаю, что больше не повторится.
— Будь осторожнее, Оленька. И товарищей тоже придержи, где сможешь, хотя бы Марьяну.
— Постараюсь. Теперь она тоже кое-что видела.
Афанасий Александрович снова смотрел на меня, и что-то новое было в его взгляде. Порадовался, что я сама рассказала? Вот так. И Авенир, значит, тоже рассказал? Не мог не рассказать? Не счёл нужным промолчать? Зовёт замуж, но не доверяет?
Вот уж вопросы моего замужества я с Пуговкиными обсуждать не буду. Мне на руку, что замуж только после диплома. Вот ближе к делу и поглядим.
А пока я получила из мастерской кожаную куртку — отличную, не маркую, из хорошо выделанной кожи. И жилетку с карманами. А сама сшила пару рубашек — простых, без наворотов, чтобы носить на практику.
И крепко задумалась о том, чтобы обстричь волосы.
Женщины здесь уже стриглись, но — только те, кто рисковал прослыть оригиналками. С другой стороны, маги-некроманты все не слишком обычные, и может быть, мне уже нечего терять? А ухаживать за короткими волосами будет проще. Ладно, погляжу, что и как дальше будет с практикой.
А практика по уничтожению древней нежити у нас потихоньку началась. И снова выходили по двое-трое-четверо, кто-то обязательно был в защите, остальные нападали. А преподаватели и прочие не названные сегодня смотрели. После в аудитории обязательно происходил разбор полётов. Я думала — когда же, и что мне выпадет, и где. Ждала. Но всё равно услышать свою фамилию оказалось неожиданно.
— Сегодня в атаке Строцкий, Юрьев и Филиппова, защита на Мокроусове, — объявил в конце аудиторной практики профессор Рябцев. — Готовьтесь.
И пошла я готовиться.
31. Привет от бабушки
31. Привет от бабушки
Я явилась к месту сбора — то есть в аудиторию практических занятий второго курса — за несколько минут до назначенного времени. И тут же на меня все уставились — да, потому что я впервые надела куртку с брюками, и с сапогами, а волосы туго заплела и крепко собрала в узел, и ещё косынкой завязала вроде банданы. И сумку на пояс. А вообще рюкзачок бы. Молнии у них уже должны быть. Нужно пойти в мастерскую, где мне куртку сшили, да тоже заказать.
— Ух ты, гляньте на нашу девицу-то, — первым отмер Ваня Шилов, и вот точно он Шилов, потому что шило в известном месте. — Прямо как на свидание собралась, да не просто так, а с кем-то больно моднявым!
— С нежитью, — бросила я, проходя мимо. — А кто не верит — сам дурак.
— Ни в жизнь бы не подумал, что модные одёжки от нежити защитят, — продолжал цепляться Ваня.