Что случилось за моей спиной, я не поняла, разом с Глашей ойкнула Марьяна, и оставалось только — в тени. И оттуда на улицу. Потому что грохнуло знатно.
Из теней же вывалился Митя, державший Ангелину, Глаша визжала, закрыв руками уши, из окон флигеля и кое-где из дома вылетели стёкла, занимался пожар. Тут уже я вспомнила Сибирск и Соколовского, и позвала силу — прихлопнуть, пока на весь дом не перекинулся. Поставить защитный купол, а уже внутри него гасить огонь магической силой.
Меня поняли и поддержали — все остальные. Толпой это вышло даже не так страшно, как могло бы оказаться в одного. Но я всё равно прислонилась без сил к фонарному столбу.
Кто-то побежал за полицией, кто-то за пожарными. А я вспомнила ещё об одном здешнем обитателе. И не только я — Митя сунул рыдающую Ангелину Ване Шилову и ринулся к ещё дымящемуся завалу.
— Юра! Юра, ты здесь?
Наверное, шансов нет. Это же, ну, взрыв и пожар, да? И почему я плачу?
— Здесь я, — услышали мы тихий неуверенный голос.
Средь бела дня призрачная сущность была еле видна.
— Что стряслось-то? — Юра снова не понимал.
— Да вот, брат, такая ерунда, — вздохнул Митя. — Ты это, смог выбраться?
— Смог, да куда я теперь?
— В академию снесём тебя, там и живи на факультете, — он достал из-за пазухи портсигар, совершенно пустой, но очень красивый, вероятно — серебряный, и открыл. — Залезай, там пусто и не пахнет ничем, он новенький.
И что же, Юра как-то умудрился втянуться в портсигар, и Митя захлопнул крышку.
— Ты откуда взял такую штуку? — не поняла я. — И зачем?
— Да за работу дали. Не, я просто так с собой ношу, форсу ради. Он новый, даже не пахнет.
Дальше уже было дело с полицией и пожарными, все порадовались, что огонь потушили, а бомба уже никого не взорвёт. Правда, всё равно обещали сообщить в академию.
Ну и пусть сообщают, мне уже всё равно. Главное, бомбу уже ни в кого не бросят, и Ангелину с Глашей спасли, и Юру.
41. Не прощаемся
41. Не прощаемся
Ну что — вломили нам крепко, главным образом за то, что никому ничего не сказали, а сами пошли геройствовать. Правда, потом подумали и поблагодарили тоже. Вдогонку.
— Ты же разумный человек, Оленька, как можно-то? А если бы у вас не вышло? А если бы были жертвы? — выговаривал мне Афанасий Александрович. — Если бы колба взорвалась у Марьяны в руках?
— Марьяна уронила колбу, — вздыхала я. — Вот если бы мы туда не пошли, были бы жертвы. А так единственная жертва — это флигель. Но я думаю, хозяйка как-нибудь справится, ей не впервой его революционерам сдавать.
Авенир на меня прямо обиделся.
— Почему не сказала-то? Не доверяешь?
— А почему ты прошлой весной рассказал Афанасию Александровичу, что мы с Марьянкой в историю попали, хоть тебя и просили этого не делать? Тоже не доверяешь? Или как это — доверяю, но до определённого предела? Вот, и я так же.
Он поджал губы и уткнулся в книгу. Я поджала губы и тенями ушла ночевать домой. Правда, на следующий день мы встретились в академии и молча обнялись, пока никто не видел, и вопрос оказался исчерпан.
Юру выпустили из Митиного портсигара в преподавательской факультета. Тихо и молча. Рассекретили его, конечно же, на следующий же день, его засёк Аркадий Петрович. Строго допросил — как сюда попал, тот рассказал.
— И как вам такое, Афанасий Александрович? — рассказывал он в тот же вечер за семейным ужином. — Мало того, что притащили, так ещё и в преподавательскую!
— Что ж теперь, — усмехнулся старший Пуговкин, — значит, будет у нас там жить. Лавок, чай, не просидит. Скажи лучше, Аркаша, что думаешь — отчего он не упокоился, как положено, парень-то?
— Я думаю, что-то пошло не так. С самого начала, наверное. Но вдруг ему суждено было остаться для чего-то, говорят, так бывает? — пожал плечами Ракитин.
Кажется, он не видел в случившемся ничего особенного.
— Любимая нежить факультета некромантии, — усмехнулся Афанасий Александрович.
В итоге на Юру ходили посмотреть все, и некоторые даже отваживались капнуть кровью и поговорить, не будучи при том некромантами. Значит, здесь не пропадёт.
А дальше уже осень как-то быстро завершилась, подступила зима, а с ней и экзамены. Мне снова предстояло показательно бороться с нежитью, определять причины смерти и беседовать с покойниками. Я справилась.
Последний экзамен по специальности случился у меня в десятый день нового, тысяча девятьсот тринадцатого года. И в тот же вечер меня позвал в кабинет Афанасий Александрович.