— Но я решительно ничем не смогу доказать, что я — не террористка, — покачала я головой. — Вы это придумали, вам и доказывать.
Что, о презумпции невиновности они тут не слышали?
— И докажу, госпожа Филиппова, непремнно докажу. Поэтому как по мне, нельзя вас пускать ни в какую квартиру, а разве что под надзор полиции. Вы можете представлять опасность для здешних мирных обывателей.
— Что значит — под надзор полиции?
— Будете приходить и отмечаться. И на квартиру вам можно не абы куда, а только к надёжным хозяевам.
— Дайте список надёжных домовладельцев. Я найду там кого-нибудь, с кем смогу уговориться, — а вдруг подруги Матрёны Савельевны попадут в тот список?
— Кто ж вам разрешит ходить да уговариваться? — он посмотрел на меня, будто я совсем умственно отсталая.
— Что значит — кто разрешит? Разве мне предъявлено какое-то обвинение? Разве я нарушила закон? На мой взгляд, всё ровно наоборот — я жертва, сначала — ваших прикормленных разбойников, а теперь уже и ваша. Знают ли в городе о том, что вы тут творите?
— Какие прикормленные разбойники, вы о чём, госпожа Филиппова? — деланно изумился он.
— Вы ведь знали, где искать мои пропавшие вещи.
— Так все знают, — сообщил он.
— Что-то не верится. Думаю, есть и честные люди, которые ни в жизни не задумывались о том, кто и где сбывает краденое, — дома было так, а люди, что-то мне кажется, везде одинаковы. — И кстати, вы не желаете отдать мне не принадлежащую вам вещь?
— Это какую же? — спросил он, как ни в чём не бывало.
— Ту самую, что вы так стремительно спрятали. Смысла в ней никакого, но мне было бы приятно сохранить её, как память.
— Вы так и не объяснили, что это.
— Боюсь, и не смогу.
— Вот объясните — тогда и получите назад.
— Произвол.
— Нет, здравая осторожность. Вот что я вам скажу, госпожа Филиппова, — он взглянул на меня, как на двоечницу. — Я согласен закрыть глаза на ваши странности, но — если смогу лично убедиться, что вы не представляете опасности и не ведёте никакой незаконной деятельности.
— И что же убедит вас? — почему я не верю ему?
— Если вы будете находиться поблизости. Мой дом достаточно велик, чтобы разместить там ещё и вас. Тут-то я и стану за вами приглядывать.
Что?
— И… в каком же качестве я буду там у вас находиться? — интересуюсь я исключительно формально.
— Я буду присматривать за вами. А если вы будете готовы постараться и смягчить то дурное представление о себе, какое уже успели у меня создать — то буду готов отплатить добром за добро.
— Не понимаю, господин Носов, — покачала я головой.
Начал — так говори до конца.
— Вы симпатичная девица, госпожа Филиппова. В заводе вам придётся туго, что скрывать, и в том доме, где зарабатывают свои гроши ваши товарки — он кивнул на пустующие кровати Анны и Стеши — тоже несладко. А я один, и не позволю дотронуться до вас никому другому.
— Дотронуться? — ну давай же, говори, не хочу понимать твоих намёков.
— Вряд ли вы столь наивны, — усмехнулся он.
Я же только пожала плечами.
— Боюсь, я не готова соглашаться на то, что обрисовали мне столь туманно. Нет уж, господин Носов, вам придётся сказать, как есть.
— Как есть — будете служить в моём доме, ясно?
— Каковы обязанности? Какая оплата?
— Вам будет, где жить, будет, что есть, и вам не будут задавать лишних вопросов, — отрезал он.
— Маловато. Где жить, я уже почти нашла, что есть — заработаю. А на вопросы ответить невелик труд.
Он взял меня за руку, вот прямо взял, и впился в меня чёрными своими глазищами.
— Зря вы так, госпожа Филиппова, ой, зря. Вы ещё не поняли, что здесь со мной не спорят? Ну-ну, поглядим. Значит, в завод захотели? Будет вам завод. А то и ещё что поинтереснее. Жду вашего ответа до завтра. А завтра приду и вас выслушаю. И если к этому моменту вы не будете готовы внятно сказать, где устроились, или не пожелаете принять моё предложение — отправитесь далеко и надолго.
— Но доктор Зимин ещё не выписал меня из больницы.
— Ну так выпишет, — пожал он плечами. — Дело-то нехитрое.
Встал и вышел.
А я осталась сидеть и думать — что это было.
19. Удивительное предположение
19. Удивительное предположение
Что было — объявление войны это было, вот что. И я его приняла, так, кажется.
Понимание пришло мгновенно — да он же просто увидел девчонку, симпатичную, приличную, образованную, одинокую, за которую некому вступиться, и у которой нет даже ботинок, и решил придержать её для себя. Без пальто и без обуви далеко не убежит. Знакомых здесь нет, податься не к кому. А у Зимина под крылышком таких девчонок и не только девчонок — пруд пруди, как я тоже сейчас поняла. Он старается помочь всем, вот вообще всем. И одиноким девчонкам, и надорвавшимся на работе мужикам, и вредным местным старухам, и кому-то ещё. Всем, кто попросит помощи. Просто потому, что может. И он для меня тоже сделает, что сможет. А что не сможет — не сделает. Значит, придётся самой.