А в третьем действии всё пошло очень живенько — пропала Анечка, её дружно искали всем коллективом женихов, и даже полицейский пристав помогал, и какие-то высшие полицейские чины, никак не находили, потом оказалось, что пропало ещё и Анечкино приданое — в деньгах, золотых слитках и украшениях, и деньги из купцовой кассы. Все три оставшихся ни с чем жениха шмыгали носами вместе с родителями Анечки, а почтальон принёс письмо от неё, в котором блудная дочь извещала, что замужем за приказчиком Антоном Петровичем, и этим счастлива, и что муж её теперь сможет стать не приказчиком, а кем повыше, и у неё всё хорошо. Чего она желает и всем остальным. Отец продолжает горестно рыдать, теперь уже о потере дочери, денег и приказчика, а тройка женихов — о женском коварстве. На чём всё и завершается.
— Вот так, пока копался, дочка из-под носа всё и увела, — удовлетворённо заметила Софья Людвиговна. — Нужно было поскорее решаться.
Я тоже подумала, что нужно было поскорее решаться, ну да кто меня спрашивал? Никто. Поэтому я молча помогла хозяйке одеться и выйти из театра на ступеньки, и тут же подъехал наш Афанасий, распахнул дверцу экипажа, просил нас садиться.
Мы ехали домой, и я думала — появится Соколовский завтра или нет.
Без названия
9. Как трудно бывает поговорить
9. Как трудно бывает поговорить
Соколовский появился, но…
Или моя несравненная хозяйка решила во что бы то ни стало блюсти мою нравственность, или у неё были какие-то другие сверхценные соображения… но мне не оставляли ни малейшей возможности остаться с ним наедине. Всё время кто-то был рядом — то надменная Антония с поджатыми губами — «Ольга Дмитриевна, не видели ли вы шаль Софьи Людвиговны?». То добрейшая Марфуша с пирожками — «вот, Михаил Севостьяныч, ваши любимые, с капусткой!» То Агафья — «Если что-то надо, Ольга Дмитриевна, я тут, вы только скажите!» И даже Антип Валерьянович, человек, глубоко погружённый в подсчёты, проблемы роста цен и сравнение предложений о купле-продаже чего-то там, тоже вольно или невольно играл на руку всему этому безобразию. Он осторожно заходил в гостиную, вежливейше приветствовал гостя, затем спрашивал меня — что-нибудь вроде «барышня Ольга Дмитриевна, вы ведь не обидитесь, если я тут в уголке посижу и просмотрю свежие объявления в газете, чтоб завтра поутру Софье-то Людвиговне отчитаться». Я вначале думала, что он должен работать в кабинете, но там могла находиться только хозяйка, а если кто-то из нас, остальных — то только в её присутствии. Поэтому не такая уж и большая гостиная оставалась постоянным местом жизни, толкотни и даже некоторого хаоса — если только можно вообразить себе хаос в упорядоченном доме Софьи Людвиговны.
Если вечером собирались гости, то меня активно привлекали к общим занятиям — научили играть в карты и усаживали за стол с остальной компанией. Я научилась брать взятки, подсчитывать очки, важно делать вид, что имею на руках намного больше, чем там на самом деле было, и делать всё остальное, что полагалось правильным.
— Ольга-то Дмитриевна быстро в курс дела вошла, куда быстрее, чем Татьяна-то Алексеевна, — заметил Егор Егорыч через пару недель моего обучения.
Я не сразу сообразила, кто такая эта Татьяна.
— Наверное, наша Татьяна Алексеевна теперь в Тобольске с супругом играет, — глубокомысленно заметила Софья Людвиговна.
— Что, прямо в Тобольск уехала? Это ж замечательно, нужно написать ей, у меня ж там интерес есть кой-какой, — оживился Медвежинский. — Есть там человечек, очень желает, чтобы ему кое-чего из Китая привезли, ну да сами понимаете, путь неблизкий, перевоз выйдет недёшево, узнать бы, надёжный ли человечек, не обманет ли с расчётами, а то что я буду там, в Тобольске, с грузом-то делать? Ещё и дорога железная мимо прошла, нужно много с кем договариваться о сложной ступенчатой доставке. А ну как привезу я ему груз, а он и не заплатит? А если у нас есть знакомцы, так можно ж узнать, что за человек, да какова его деловая репутация, — задумчиво говорил Егор Егорыч.
— Даже и не знаю, чем вам помочь, адреса-то она никакого не оставила, — совершенно равнодушно откликнулась Софья Людвиговна.
— Жаль, весьма жаль, — заметил наш деловой человек.
— Отчего же? Она решила, что далее её жизнь никого из нас никоим образом не касается, — почтенная дама даже плечами слегка пожала.