Он кивнул понимающе.
— Нам бы поговорить о разных странностях… я обдумываю один вариант, расскажу ещё.
Музыка тем временем завершалась, он повернул меня под рукой, вышло красиво, но от резкого поворота закружилась голова. Я остановилась и невольно вцепилась в его ладонь.
— Всё хорошо, Ольга Дмитриевна? — серые глаза смотрели с беспокойством.
— О да, благодарю. Немного закружилась голова, уже всё в порядке. Это был замечательный вальс.
— Я рад, — он уже вёл меня к Софье Людвиговне. — Как насчёт других вальсов?
— С удовольствием, — просияла я.
Танцевать на балу, да с умелым кавалером — это же мечта!
Софья оглядела нас пристально, но мы молча поклонились друг другу, Соколовский поклонился Софье и сказал, что будет рад и дальше танцевать со мной.
Следующий танец я пропустила, там все выделывали какие-то фигуры, показавшиеся мне мудрёными. А потом объявили польку, и господин Мельников возник рядом — ещё и объявлять не закончили.
— Ольга Дмитриевна, дозволите пригласить вас?
Ну, я согласилась. И пожалела о своём согласии тут же. Потому что уважаемый Фёдор Алексеевич не попадал в музыку, не успевал повернуться в нужною сторону, скакал, думая, что это ему поможет, и — о ужас — дважды толкнул соседние пары, что, естественно, обществом не приветствовалось. Он краснел, бледнел, пыхтел, извинялся, а я чувствовала себя в этом действе остро лишней. Ну и скакал бы сам, да?
К счастью, полька быстро закончилась. К слову, я видела пролетавшего мимо Соколовского с хозяйкой дома — они вообще не скакали, а скользили и летели, ну да он вообще сегодня будто не ходит, а летает. Мельников же привёл меня к Софье, рядом с ней на банкетке сидел господин Вересов, он занимается каким-то строительством, как мне помнилось, мы как-то ездили в гости к ним домой, и нас принимала его супруга и дети — сын и дочь. Мельников принялся многословно и путано извиняться передо мной, а потом пошёл так же поступать с теми, кто ещё пострадал от него в танце, и я выдохнула. Пристроилась к банкетке сбоку, и постаралась слиться со стеной.
— Ольга Дмитриевна, вы ведь знакомы с моим сыном? — спросил господин Вересов.
— Да, Иван Владимирович, знакома, — подтвердила я.
— Отлично, — он оглянулся, сделал знак… и перед нами возник тот самый сын.
Звали его Владимиром, и лет ему было восемнадцать, что ли. Он обучался в местном коммерческом училище, и после выпуска должен был начать работать в отцовском деле. Юноша вытянулся передо мной, поклонился, подал руку и повёл меня в следующий танец. Это было что-то с фигурами, он тех фигур не знал, ровно как и я.
— Мне неловко, Ольга Дмитриевна, но может быть, мы прогуляемся по саду? — он вздохнул.
— О да, — кивнула я, — отличное решение. — Здесь есть сад, в котором можно гулять?
— А вы не знаете? Идёмте, я покажу.
И мы вышли из бальной залы, через комнату с бильярдным столом, сейчас накрытым тканью, прошли в следующую… и это оказалась великолепная оранжерея.
— Какая красота!
Громадные фикусы, крохотные фиалки, кофейное дерево, лианы, ползущие по резным деревянным ширмам — это великолепно! Я шла и восторгалась, и не заметила, как едва не налетела на негромко беседующую пару — и это снова был Соколовский, и какая-то неизвестная мне дама моих лет, в прелестном лиловом платье с обилием отделки, и сиреневыми камушками везде — в причёске, на шее, в ушах, на руках поверх перчаток. Дама нахмурилась, Соколовский улыбнулся.
— Ариадна Яковлевна, позвольте представить вам госпожу Филиппову, она служит у госпожи Серебряковой.
Та кивнула — немного надменно, взглянула на меня чёрными глазами, наморщила нос.
— Я, пожалуй, пойду, — сообщила. — Володенька, проводите меня? — вцепилась тут же в моего провожатого и была такова.
Мы переглянулись с Соколовским… и рассмеялись оба.
— Что это было? — поинтересовалась я.
— Не что, а кто. Госпожа Вострова, супруга известного золотопромышленника. Имела до меня дело, но увы, некоторые вещи невозможны, даже если за больше деньги. Даже если по большой любви, и то невозможны, — усмехнулся он. — Идёмте танцевать? Там снова полька.
Мы пошли, и эта полька совершенно не походила на предыдущую. Мы летели… вот прямо летели, и как же это было здорово! Хотелось смеяться, делать и говорить глупости, но — я держалась. Ни к чему мне делать глупости. Даже если мужчина смотрит внимательно и тоже улыбается.
Да какая там магия, танец — вот настоящая магия. И кто бы мог подумать, да?