Василий Васильевич покачал головой.
— Но я-то здесь совершенно бесполезен.
— Не дура, понимаю. Но у тебя есть в приятелях некромант, который к тебе сюда шмыгает и с упокойничками твоими разговаривает. Ладно, ладно, не с твоими, с теми, которых к тебе доставляют, — замахала она руками в ответ на изменившееся лицо Зимина.
— И что же вы думаете, Матрёна Савельевна, господина Соколовского заинтересуют страдания вашего Петрухи? — поинтересовался Зимин.
— Ну так мы того, заинтересуем, — тут же ответила она. — Что я, по-твоему, первый день на свете живу? Всех можно заинтересовать!
Так, кажется, момент хороший. Я усмехнулась про себя и шагнула в кабинет Зимина за спиной Матрёны Савельевны.
— Здравствуйте, Василий Васильевич, очень рада видеть вас снова. Здравствуйте, Матрёна Савельевна.
Зимин тут же поднялся и радостной улыбкой двинулся мне навстречу.
— Какой сюрприз, Ольга Дмитриевна! Это что же, вы — тот новый маг в управе?
— Так вышло, — улыбаюсь, я и впрямь рада его видеть.
— Значит, Соколовский тогда оказался прав, и вы — не просто маг, да ещё и некромант, — качал он головой. — Сам бы не видел вас и тогда, и сейчас — ни за что бы не поверил, если бы мне рассказали такую историю.
Матрёна же Савельевна глядела на меня с опаской и крестилась.
— Это ты откуда ж взялась-то? — даже приподнялась и украдкой потрогала край моего тулупчика.
— С того берега, — улыбнулась я ей. — Я теперь служу в управе и живу на Третьей Солдатской. А перед тем получила диплом академии в Москве.
— Очень рад, Ольга Дмитриевна, что всё так обернулось. Располагайтесь, вы ведь по тому вопросу, о котором говорил Соколовский?
— Да, верно. И если нужно кого-то допросить, то и за этим тоже.
— Да, есть у нас один, всё верно. И документы посмотрим, как он просил.
— Это обязательно. Но мне тут ненароком удалось услышать конец вашего с Матрёной Савельевной разговора. Кому тут нужен некромант?
Матрёна Савельевна воодушевилась и взглянула на меня более уверенно.
— Так Варфоломею Курочкину, тут близенько живёт, дома строит для железнодорожных, и для всяких прочих тоже. Хороший мужик, правильный, надо бы помочь. Но ты что, умеешь? Можешь прогнать упокойничка, чтоб не ходил больше?
— Могу, — и это даже проще, чем посмертный допрос.
Это нежить, просто нежить.
— Значит, нужно Варфоломея-то зазвать, пускай приходит и расскажет, как есть, — Матрёна Савельевна поднялась, подхватила шубейку и была такова.
А мы с Зиминым переглянулись и рассмеялись. Впрочем, он почти сразу нахмурился.
— Вы и вправду готовы решить этот вопрос?
— Да, я думаю, это нежить, просто нежить. Но понимаю, что у обычного человека, и даже у обычного мага нет ничего, что можно было бы противопоставить той нежити. А мне — есть, что.
Зимин вздохнул и покачал головой.
— Что ж, значит, послушаете и посмотрите. А пока — что сначала, допрос или бумаги?
— Допрос, — это сложнее, лучше сразу же и сделать.
Впрочем, сложностей не оказалось. Железнодорожный рабочий замёрз на погрузке вагонов, простыл, не лечился, простуда осложнилась, видимо, пневмонией, и та оказалась смертельной. Его нашли утром соседи по бараку, и принесли в больницу.
— Что ж, случается, — вздохнул Зимин.
И в самом деле — случается.
А потом мы пошли смотреть документы, и он сам пытался припомнить, были ли случаи, когда приносили умерших, в ком не обнаружено ни капли крови. И что же — обнаружили.
— Это когда я уезжал с Ариной и детьми на Рождество навестить родных в Томск, а здесь за меня оставался Терентьев, врач из Медведниковской больницы. Он и Соколовского не приглашал, наверное — не до того было, слишком много было болезней и травм, поэтому просто оформил бумаги о смерти, и всё.
— И кто жертва?
— Здешний дурачок, имел обыкновение бродить по улицам бесцельно. Жил с сестрой и её семьёй, за ним не всегда могли уследить, и тут решили, что пошёл по ночи на улицу да замёрз, холода были знатные.
— Можно, я возьму это заключение о смерти и покажу Соколовскому и Пантелееву?