Ну что ей стоило сказать — такое дело, пойду нежить ловить. Заглянул бы да проверил, поддержал, за руки бы не хватал и вообще не лез, только если бы вдруг она сама не справилась. А что там теперь? Ну что ж, держитесь, православные.
Сунуть чашку Алёшке, сказать, что снова дела службы, и прямо тенями до поручика Рыкова.
— Доброй ночи тебе, Алексей Павлович, что за шум?
Тот сидел в караульном помещении на станции и только усмехнулся.
— Да вот, шум-то велик, а драки-то и нету.
И рассказал, что весь посёлок переполошила не кто иная, как тёща Зимина Матрёна Савельевна, дама и в обычной жизни громкая, и местами весьма своеобразная.
— И кого там у неё сожрали?
— Да Василь Васильич с Варфоломеем вроде как пошли, и не вышли, что ли. Сам бы глянул, да вот на дежурстве, и пост покинуть не могу. А ты, Михал Севостьяныч, иди да глянь, там вон и фонари, и толпа, — Рыков кивнул на окошко, выходящее не на железнодорожные пути, а в противоположную сторону, на посёлок.
И впрямь, в глубине улицы толпились и кричали. Ладно, поблагодарить Рыкова за сведения и шагнуть туда.
— Позвольте-ка пройти, — раздвинул он руками спины местных.
Его признали, посторонились, и вошёл он как раз, когда внутри Зимин рассказывал, что и как вышло. И выходило-то, что всё хорошо — ну, почти, было бы, если бы не стремление Матрёны Савельевны сунуть везде свой нос.
— Какая… любопытная история, — сказал он негромко, но — услышали, посторонились.
Толчея, свет из керосиновых ламп и магических шаров, и посреди всего этого — Лёля. Господи, Лёля. Соколовский зажмурился, снова открыл глаза — нет, не померещилось. Высока, стройна, а брюки и высокие сапоги делают её ещё стройнее. Эх, до неё три шага, пройти их — и подхватить её, и рухнуть в тени, и — к нему. И дальше — как пойдёт…
Чёрта с два, да. Потому что. Значит — начинаем зачистку.
— Господа, мне кажется, что все уже не по разу услышали, что произошло. Все ли целы? Не было ли кому урона от нежити?
— Нет, Михаил Севостьянович, доброго вам вечера, — Зимин подал руку. — Да и всё было бы хорошо, если бы, извольте видеть, не некие несчастливые обстоятельства, — и глянул на тёщу.
Несчастливые обстоятельства живо сдали назад, в сени, протиснулись наружу и были таковы. Вот и хорошо, не придётся с ней беседовать, это уже пускай Зимин, он привычный. Дальше выпроводили любопытных соседей, и остались только участники операции, отец Павел да Носов, поселковый староста.
Соколовский обернулся к Носову.
— Скажите, любезный Кондрат Никанорович, вы научились охотиться на нежить?
— С чего вдруг? — не понял тот.
— Вот и я не могу понять, с чего вы вдруг оказались в доме, где предположительно бывает возвращенец? Вам есть, что ему противопоставить? Понимаете, остальные — маги, а отец Павел — ещё и священник. А вы?
— Должен же я знать о непорядке на вверенной мне территории, — пробурчал тот.
— Узнали? Отлично. Кондрат Никанорович, благодарю за участие, — Соколовский едва показал ему бровями на выход, и тот подчинился, не полез на рожон, и славно.
— Батюшка, и вас благодарю за участие. Думаю, ещё понадобится, раз пока не ясно до конца, прогнали нежить или же нет.
Дальше откланялся Зимин — и Соколовский посочувствовал ему, потому что дома его ждёт Змей Горыныч, не меньше.
— Что ж, наверное, супостат наш сегодня уже не придёт? — плотник Варфоломей, хозяин дома, поднялся с лавки.
— Думаю, нет, раз прогнали. Ольга Дмитриевна, нам с вами необходимо побеседовать.
Она только кивнула. Молча набросила на голову платок, запахнула тулуп. И он не мог понять, чего в нём сейчас больше — злости на неё за самоуправство или восхищения.
— Следуйте за мной, — сказал он ей, кивнул Курочкину и шагнул к себе домой.
У неё спят хозяйки, нечего бродить да беспокоить. А у него только Алёшка, и Соколовский сейчас прогонит его спать.
Алёшка и впрямь поджидал, и по единому знаку головы исчез. Вот и славно.
Лёля вышла следом, стояла, озиралась.
— Простите, Ольга Дмитриевна, но я счёл возможным пригласить вас к себе. Здесь нет никаких хозяев, и мы никого не потревожим. А я желаю знать, что произошло.
— Так вам же уже рассказали, — пожала она плечами.
— Мне рассказали люди случайные, а я желаю послушать вас. Какого дьявола ради вы туда отправились среди ночи и что рассчитывали там найти. Располагайтесь. Чаю? Больше, наверное, ничего и нет.
Алёшка, наверное, бегал в ближний трактир за ужином, но тот ужин давно простыл. Или нет?
Чтобы собраться с мыслями и не смотреть на Лёлины ноги в сапогах, он сам отправился на кухню, и там в самом деле было на столе съестное — под крышкой, на подносе, и даже с некоторыми чарами. Алёшка уродился стихийником, не некромантом, и мог слегка заколдовать еду, чтобы та не остывала и не портилась — ненадолго. Что ж, дело за малым — подхватить поднос, унести, потом нацедить чаю из горячего самовара, да принести воды — помыть руки после всяких магических действий.