"— Зачем нам встречаться?
— Поговорим. Пообщаемся. Как все. Ты же хотела вернуться в социум — вот и будет такая возможность!
— С тобой пообщаемся?
— Ну, а с кем? Со мной, конечно.
— С тобой я не могу.
— Почему это?
— Потому что ты мужчина!"…
… - Потому что ты — мужчина! — с нажимом, как само собой разумеющееся, сказала Катенька Грише, прижимая к кровоточащей ссадине на щеке мальчика белоснежный носовой платок. — А ревущих мужчин мне в своей долгой жизни видеть пока не приходилось!
— Какая же она долгая-то у тебя, барышня? Вот у деда Мирона — долгая, а у тебя — так… У тебя и коса ещё белой не стала!
Катенька отвлекала мальчика разговором, а сама осторожно уводила его к своему дому. На вид ребенку было лет пять-шесть, а может, и того меньше — грязный, с давно нечесанными вихрами, торчащими в разные стороны из-под старой, рваной шапки, он встретился девушке, когда та возвращалась с учёбы. Мальчик воровал на торгу, куда Катенька с подружкой Варварой по пути из гимназии зашла за петушками.
И ведь понятно, что воровал не от хорошей жизни — вон какой худющий, одна кожа да кости! Тулупчик не по размеру, в заплатках, этого скрыть не мог! Но ведь нехорошо это…
Толстая торговка пирогами и булками грозилась в другой раз, как увидит его, сразу жандармов позвать! А он так быстро убегал, так ловко уворачивался от множества ловящих рук, так петлял по торговым рядам, что напомнил Катеньке зайца, из последних сил удирающего от гончих! И смешно было — не поймали ведь, и горько — если поймали бы, никто бы не посмотрел, что он совсем ещё малыш, наказали бы жестоко.
А нашла она мальчика случайно. Расставшись с Варенькой у её дома, пошла дальше вдоль по мостовой, скрипя подошвами новеньких сапожек по слепящему глаза, искрящемуся в лучах солнца, снегу. Он выскочил из подворотни и врезался в неё сбоку. Оба упали в сугроб.
Со двора с палкой наперевес бежал старичок, махал своим оружием и ругался. Катенька быстро догадалась, что, видимо, и здесь мальчишка успел набедокурить! Споро подхватилась с земли и, запихнув его к себе за спину, собралась давать отпор обидчику, да только делать этого не пришлось — старичок то ли плохо видел и попросту не заметил мальчика, то ли решил не связываться с приличной барышней — выкрикнув напоследок: "Ну, я тебе покажу!", махнул ещё раз палкой и повернул обратно.
Катенька не стала сразу расспрашивать, что еще успел натворить мальчик, и даже не подала вида, что видела его недавно на торгу.
— Как тебя зовут? — спросила, как можно ласковее.
— Гринька! — ответил мальчик, настороженно поглядывая на неё.
— Пойдешь ко мне в гости? Я тебя петушком угощу!
Он боялся. И в гости точно не хотел. Но петушок, вытащенный из кармана и показанный мальчику, легко сумел перебороть страх. Растирая кровь по щеке Катенькиным платочком, Гриша ответил:
— А батька твой меня не поколотит?
— А у меня дома только старенькая нянечка да кухарка. Они добрые. А больше никого. Маменька с папенькой к брату в гости уехали в Борщень. Знаешь, где это?
— Где? — любопытные глазенки уставились на девушку.
— Ну, деревня далеко от города! Теперь хоть бы к балу успели вернуться. У моего старшего брата, он там, в Борщени, с семьей в имении живет, вчера сын родился — вот родители на крестины-то и отправились!
Так за разговорами, отвечая, почему её не взяли в Борщень, на каких конях поскакали, да чем угощают на крестинах, они пришли к дому…
…Вечером после работы, наскоро поужинав и погладив выстиранную вчера куртку, я вместе с Джонни сходила в продуктовый за молоком и яблоками, а потом, занеся продукты домой, решила отправиться в парк — собаке прогулки в магазин было явно недостаточно. Раньше, когда Джонни был помоложе, такой тяги к пешим прогулкам за ним не наблюдалось, а пару лет назад вдруг взял, да и полюбил! И я привыкла каждый вечер подолгу ходить, благодаря чему, наверное, сильно похудела в последнее время.
Мы уже возвращались домой — лето заканчивалось, и в девять вечера начинало темнеть. Чуть в стороне от сидящих на скамейках пенсионеров снова в одиночестве гулял мой новый друг — Гриша Мерцалов.