Платье надела красивое - чёрное, с блестящей кружевной вышивкой по всем краям. Закончили мы создавать этот образ аккурат к нужному времени. Я ещё несколько минут крутилась перед зеркалом, чтобы было не исправить, и когда вышла в гостиную, мама чуть не упала в обморок. Папа даже придержал её за локоть, а Ева принялась махать руками и призывать слугу с водой.
- Что это такое? - в ужасе вскричпла матушка.
- Я так хотела выглядеть красивой для жениха... - прошептала я, опуская глаза. Щёки мои пылали, но этого никто не видел из-за толстого слоя тонального крема. Всё-таки обманывать родителей не так-то просто, в психологическом смысле.
В этот момент вошёл наш дворецкий Гайяс и объявил:
- Господин и госпожа Рабах с сыном и дочерью.
Мы все обернулись и едва успели принять приличествующие позы. Я замерла от волнения и даже, кажется, забыла, как дышать. Я молилась Богу, чтобы это был не он. Пусть все мои усилия пропадут даром... Но через мгновение в комнату вошла солидная чета и с ними двое молодых людей: парень и девушка. Красивые, с утончёнными чертами и стройными фигурами... И все мои сомнения отпали.
К счастью, задумчивый взгляд темных глаз лишь вскользь коснулся меня и тут же двинулся дальше. А мне внезапно стало обидно, что он нисколько не задержался, не поизучал - даже не удивился моему внешнему виду. Однако присмотревшись я заметила, что Гаяр печален. Наверное, он расстроен моим письмом, и ему не до разглядывания каких-то разодетых и размалёванных барышень. Сердце моё сжалось от сострадания. Может быть, я действительно слишком строга к нему?
Мама поприветствовала семью Рабах, а потом представила меня, положив руку на моё плечо и стиснув его так, что я поняла: когда гости уйдут, мне влетит.
Гаяр опять едва удостоил меня взглядом, на секунду склонил голову, а потом сразу отвернулся, словно ища опоры. Я поздоровалась с ним шёпотом.
- Что с вашим голосом, дорогая Лайла? - спросила мать Гаяра.
- Простите, он пропал. Думаю, это из-за средств для укладки волос. Спазм в горле...
Мама угрожающе сощурилась, а папа едва сдержал понимающую улыбку. Какой же он у меня проницательный!
Все, кроме меня, сели за стол, а я взяла глиняную кастрюльку с магдой и подошла к своему жениху. Он нахмурился и закусил губу - думаю, это из-за резких духов, которыми я облилась с ног до головы. Его красивое лицо страдальчески искривилось.
Я зачерпнула большую ложку с горкой и наполовину донесла её до его тарелки. Гаяр, наблюдавший за моей рукой, внезапно замер, плечи его напряглись, и он резко поднял голову, посмотрев мне в лицо.
Я перепугалась до ужаса: как я могла не подумать снять кольца?! Он ведь видел их в клубе... Рука моя дрогнула, и комок горячей жирной каши, всё это время дожидавшейся гостей в духовке, с чавкающим звуком шмякнулся Гаяру на брюки.
ГАЯР
Я очень-очень сильно стиснул зубы, просто до хруста - чтобы не отреагировать. Каша была не просто горячей - это был какой-то комок огня, и кажется, у меня останется настоящий ожог, несмотря на то, что потенциальная невеста сразу принялась убирать следы своей неловкости.
Жир намертво прилип к брюкам - сразу видно: хозяйка не скупа. Масла в магду набухала от души. Сухофрукты тоже не подкачали - разваренные чернослив и курага оставили отчётливые пятна на тончайшей синей шерстяной ткани. Лайла так взволнованно суетилась вокруг меня, извиняясь шёпотом, что даже стало немного жаль её - девчонка действительно расстроена своей неуклюжестью.
Она очень странная: её фигура, походка и руки кажутся мне смутно знакомыми, но этот макияж, эта причёска - настолько нелепы, что я не смог бы примерить их ни на одну из своих знакомых. Сказать по правде, на первый взгляд Лайла показалась мне откровенно уродливой - даже не захотелось рассмотреть её повнимательнее. Честное слово, прежде родители предлагали мне намного более удачных невест! Однако, всё же невольно присмотревшись, я пришёл к выводу, что у неё просто очень неудачно подобран образ. Странно, что родители, готовя к смотринам, решили раскрасить её, как индейца, вышедшего на тропу войны. Обычно у старшего поколения в ходу скромность.
Лайла сделала с моими брюками всё, что было в её силах, а потом села за стол, опустив глаза, и за весь ужин не проронила больше ни слова. За неё говорила её мать, Зойра Насгулл. Она нахваливала дочь за скромность, благочестие, прилежание в науках, подходящих для девушки. Молодая мачеха Лайлы - кажется, какая-то европейка - тоже один раз вступила в общий разговор и сказала, что не знает более доброй и искренней девушки, чем её старшая падчерица. Сам господин Насгулл скромно подтвердил слова младшей жены улыбкой и прикрытыми на миг глазами.