Он был вежлив, но его осуждающий, почти презрительный взгляд... Честное слово, вся моя гордость и упрямство испарились, как эфир. Мне стало так стыдно... Я поплёлся вслед за Лайлой и её телохранителем (не бросать же её на растерзание матушке одну!), отчаянно пытаясь сообразить, что сказать, чтобы не выглядеть в глазах будущей тёщи законченным идиотом и подлецом. Но слушать меня не стали. Зойра поджала губы, отправила дочь в комнату, изъяв телефон и велев переодеться, а меня попросила покинуть дом и не появляться в нём до свадьбы. И всё, больше ни слова. На мои жалкие попытки извиниться - только взмах рукой. Мда, печальное зрелище, учитывая, что мы с этой женщиной скоро станем родственниками на всю оставшуюся жизнь.
Однако чувство вины и сожаления оказалось так сильно, что помогло мне избавиться от недовольства. К тому же, я так обрадовался, что госпожа Насгулл не отменила свадьбу из-за моего недостойного поведения, что провёл командировку почти в хорошем настроении. Подумаешь, какие-то три недели! Зато потом мы с Лайлой будем жить в одном доме, в одной комнате, в одной постели... Через три недели начнётся наш медовый месяц, в течение которого нас друг от друга не станут отвлекать даже работой или ещё какими-то задачами. Мы улетим на экзотические острова, где не будет ни родителей, ни охранников, ни других соглядатаев. Только счастье, бескрайнее, как океан.
Вернувшись из командировки, я, однако, затосковал по невесте. Явился к ней в дом, чтобы попросить Зойру о встрече с Лайлой, но меня и на порог не пустили. Безуспешно попытался пробиться на аудиенцию к Халибу, отчаявшись, подключил своего отца, но ему ответили, что невеста якобы больна и её не стоит беспокоить. Пообещали, однако, что к свадьбе непременно выздоровеет.
И мне пришлось смириться. Я превратился в того печального влюблённого, над какими раньше тайно посмеивался: плохо ел, мало спал, грезил о невесте днём и ночью, а по вечерам переслушивал её аудиосообщения с песнями. Оказалось, что страдать от любви - совсем не глупо, а так же реально, как от голода или болезни.
Но всё когда-нибудь кончается. Закончилась и эта чёрная полоса изнуряющего голода и иссушающей жажды. Я увидел Лайлу в храме на церемонии и забыл обо всём на свете. Она была не похожа на себя: накрашена, причёсана, в необычном платье... Но мне было наплевать. Лишь бы моя, лишь бы поскорее...
Церемония длилась бесконечно. Ещё дольше - банкет и поздравления родственников. А сердце колотилось, как бешеное, в ожидании момента, когда мы с Лайлой останемся наедине. И потому казалось, что на первую брачную ночь ему не хватит сил. Тем более, что аппетита не было совсем, и даже пить я себя заставлял. Зато, сидя за столом рядом с... женой?! я не выпускал её руку из своей. И если она пыталась освободиться, чтобы сделать что-то, для чего нужны обе руки, сжимал крепче и предлагал помощь. Но не отпускал. Моя. Теперь только моя. Навсегда.
Лайла улыбалась мне так нежно и безмятежно, будто совсем не волновалась. А я волновался. Так, будто эта брачная ночь - первый секс в моей жизни. Очень уж много во мне скопилось ожидания, предвкушения, вожделения... как бы не разочаровать мою любимую. Это ведь будет её первое впечатление о мире чувственных удовольствий...
ЛАЙЛА
Сказать, что я волновалась перед нашей с Гаяром первой ночью наедине, - это ничего не сказать. Меня трясло непрерывно с самого утра. Служанка, которая помогала мне принимать спа-процедуры в хамаме, даже спросила:
- Вы хорошо себя чувствуете, госпожа?
- Да, спасибо, Амана, просто нервничаю немножко...
- Ничего удивительного, замуж ведь только раз в жизни выходят... Хотите, я дам вам своё успокоительное? Оно очень хорошее, помогает расслабиться, а в сон не клонит. Мой двоюродный дед - аптекарь, он сам его готовит из натуральных трав и масел.
- Хорошо, давай, - согласилась я, не в состоянии унять дрожь в руках.
Амана принесла мне большую круглую коричневую таблетку и стакан воды. Я не без труда проглотила её, и на первое время она действительно помогла. Постепенно внутренний комок напряжения рассосался, руки и ноги расслабились, мысли потекли спокойнее. Пока меня одевали, красили и причёсывали, безмятежное состояние сохранялось. Я с восторгом, но без тахикардии рассматривала в зеркале своё пышное белое шёлковое платье, щедро украшенное серебряной вышивкой и жемчугом и длинную вуаль, накрывавшую меня сверху, как купол, и доходившую аж до талии. Мне не верилось, что это я - такие изящные, восхитительные черты нарисовал визажист на моём лице. Но сомневаться было глупо. Я действительно могу так выглядеть.