Вскоре ветер разгулялся не на шутку. Баржа терлась о причал. Поскрипывал трап, переброшенный с лац-порта на настил.
На палубе рядом с трапом курил папиросу военнослужащий в бушлате с ефрейторскими лычками на погонах. Он держался за борт и опасливо косился на мглу, подходящую с востока. Пареньку было лет двадцать, чернявый, нахмуренный. Он нетерпеливо поглядывал на старенькие часы, переводил глаза на пирс. Взгляд его рассеянно скользил по ржавой палубе баржи, по бочонку с питьевой водой, приставленному к рубке, по ящикам с углем у входа в трюм, по герметичной емкости с машинным маслом, так и не спущенной в машинное отделение.
Заскрипела дверь в задней части рубки. Там был проход в кубрик, к каютам команды и ниже – в трюм и машинное отделение. Показался еще один солдатик в бушлате, ушанке и ватных штанах, с простоватой, но неглупой физиономией. Папироса во рту уже дымилась, заранее зажег. Обнаружив товарища, он поплелся к нему, зябко ежась и спотыкаясь о крепежные стяжки, вмурованные в палубу.
– Не замерз, Серега? Дубак-то какой! Дед Мороз еще раз пришел.
– Нормально, – буркнул ефрейтор, выбрасывая за борт гильзу от папиросы.
Парни съежились у борта, хмуро вглядывались в темнеющие окрестности. Причудливые скалы на побережье превращались в каких-то многоголовых чудовищ.
– Неуютно здесь, Вовка, – проворчал ефрейтор Серега Крюков. – Фигня какая-то на постном масле. Все ушли, а мы кукуем. Шторм, кажется, надвигается.
– Ага, в Подмосковье такого не увидишь. – Рядовой Федорчук ухмыльнулся и выбросил папиросу, стремительно сгоревшую на ветру.
– Можно подумать, ты у себя в Донбассе такое увидишь, – парировал Серега. – Хреново смотрится. Полтора года уже любуюсь на этот океан, а все никак привыкнуть не могу. Ладно, хоть не во флоте служим.
– Да все отлично, – добродушно пробасил Федорчук. – Слабый ветерок, скоро распогодится, штормовых предупреждений не было. Филька в кубрике стол накрывает, посидим, отдохнем по-человечески в кои-то веки. Груз доставили, до утра гуляем, не жизнь, а малина. Не знаешь, куда Гончаров смылся? До утра его точно не будет?
– Зазноба у начкара в Пионерском, – предположил Серега. – Тот еще кобель наш летеха. Только баба с воза, тут же другая лезет. А у самого жена в Знаменском. Пацаны рассказывали, он ей, зараза, даже из дома выходить запрещает. И что эти бабы в нем находят? Ехидный, скользкий, приставучий, до любого столба докопается – почему не по уставу стоит?.. Нет, Вовка, до утра он точно не придет, если с баржей, конечно, ничего не стрясется. Хотя, с другой стороны, – ефрейтор задумался. – Как он у бабы под мышкой узнает, что с баржей что-то стряслось? Черт, где сержант? – Он вскинул руку с часами. – Обещал вернуться через пару часов.
– И у этого зазноба в Пионерском? – удивился Федорчук.
– А что, Ахмет парень видный. – Серега пожал плечами и ухмыльнулся. – Помнишь, в прошлый раз в общаге рыбного завода на ночь поселили? Он полночи где-то бегал, а потом вернулся – довольный, словно сметаны наелся. И все молчком, ухмыляется. Явно не в домино с пенсионерами резался. Только бы этот крендель патрулю не попался! – разозлился ефрейтор. – Нашли время! Режим секретности, закрытая зона, важные учения на носу, а эти тут романтику развели.
– Завидуешь? – усмехнулся Федорчук.
– Я завидую? – картинно и натянуто изумился Серега. – С чего мне завидовать, Вовка? Ты что, белены объелся? Меня девушка ждет в Крюково. Вот отслужу как положено, вернусь домой, а уж тогда…
– Что тогда? – усмехнулся Федорчук.
– Женюсь, – проворчал, отвернувшись, Серега. – На работу в депо устроюсь и женюсь. Ерунда осталась, подумаешь – полгода. Дотерплю. Зачем мне эти приключения до дембеля на голую задницу? Отвлекают они от службы.
– Точно, ты же правильный, – вспомнил Федорчук. – Комсорг роты, епть, ефрейтор опять же.
– А это здесь при чем? – уставился на него Серега.
– Не бери в голову, – отмахнулся Вовка. – Все нормально. У меня у самого жена в Сталино, мне тоже эти похождения не пришей куда седло. Пошли, Серега, не май месяц, – потянул он товарища. – Не могу уже на это непотребство смотреть. У печки уютнее.
Штурм усиливался, волны делались круче, опаснее. Каменный мыс на южной стороне заливчика создавал лишь символическую защиту от непогоды. Мощным валом захлестнуло пирс, пришвартованные суда. Завыли натянутые до предела швартовочные тросы. Заскрежетал трап, переброшенный на причал. Его вывернуло и едва не поломало.
– Убираем!.. – буркнул ефрейтор, припадая к лац-порту. – А то останемся без трапа.