И так же легок и стремителен он был во всем остальном. Его хохот был самым заразительным, насмешки — самыми дерзкими и хлесткими, а приключения — самыми лихими и отчаянными. Вадик даже шоколад ел так, как я и вообразить не мог. Я надкусывал, обсасывал, мусолил по кусочку… А он с хрустом отхватывал кусман с полплитки, вгрызался в еще несколько кубиков и жевал с масляным кошачьим взглядом, при этом ухитряясь каким-то образом ухмыляться.
Интересно, что теперь с ним? Где он сейчас, бродяга?.. Хоть я уже знаю, что жизнь с особым сладострастием ломает самых удалых и отважных, как-то теплее и легче воображать, что в глубине его глаз еще плещутся отсветы прежнего задора.
Те, кому импонируют такие натуры, наверняка догадываются, что Вадик с его подвигами — тема неиссякаемая, однако вернемся к основному повествованию. В школьном подвале таилась комната шахмат, ключ от которой имелся только у «русской» компании. Мы пропадали там целыми днями, и выкурить нас оттуда не удавалось ни учителям, ни директрисе. Гулкий коридор и жутчайшая акустика заблаговременно оповещали о попытках подкрасться к нашему убежищу. Затаившись подальше от двери и сдавленно хихикая, мы игнорировали любые угрозы и увещевания.
Сегодня та пора вспоминается так, будто мы только и делали, что чудили в школьных коридорах да катались по полу шахматной комнаты, угорая от смеха. Но и в шахматы мы там тоже играли. Днями напролет и с безумным азартом. Один из ребят — звали его Павлик — был мастер спорта по этому делу и, подтянув всех до базисного уровня, познакомил нас со Шведскими шахматами.
В Шведки играют два на два и на двух досках. Напарники по команде получают разные цвета. Снятая у противника фигура передается партнеру, который может выставить ее в качестве хода. Блицы Шведок, отыгрываемые нами десятками в день, мало походили на общепринятое представление о шахматах, как о некоем вдумчивом и сосредоточенном времяпрепровождении. Это был залихватский разгул и сущая вакханалия. Мы, ухахатываясь до коликов и до одури, резались в Шведки с таким упоением, что вообще не вполне понятно, как и почему всю нашу честную компанию не выперли взашей из этой элитной школы.
Нам было хорошо в этом маленьком дружном коллективе. Все как на подбор были замечательные ребята, и каждый вносил свой вклад в общее безумие. По окончании школы я поступил в универ, переехал в другой город и выпал из этого круга общения. Да и их с годами разметало кого куда,.. но это уже совсем иная история, а пока пора закругляться и напоследок рассказать о Ницане.
В конце выпускного года мы поехали на недельную… (не знаю, как назвать это мероприятие) экскурсию или поход. Привезли нас в какую-то невообразимую дырень — поселок в пол-улицы в пустыне Негев на границе с Египтом. Разместили в довольно обустроенных строительных бытовках с мощными кондиционерами. Помню, на одной из бытовок во всю стену было выведено русскими разлапистыми буквами «Жопа мира». Очень точная характеристика.
В этой жопе под названием Ницана нас водили в пешие походы по окрестностям и в качестве исправительно-развлекательной программы гоняли, как это называлось в Союзе, «на картошку», а в данном случае — на банановую плантацию. Сбор урожая при сорокапятиградусном пекле мне, мягко говоря, не понравился. Интересы школьного руководства, затеявшего воспитание посредством сельскохозяйственного труда не из одних педагогических соображений, а чтобы заодно сделать поездку самоокупаемой и снова укокошить сразу целое стадо зайцев, меня заботили мало. А то, как по этому поводу выразился Вадик, цитировать, пожалуй, не стоит.
На второй день «русские» единодушно похерили все общественные мероприятия, кроме кормежки. Днем в жару спали, а в остальное время играли в карты и всячески дебоширили. Выбравшись под покровом ночной прохлады в разведку, мы с Артемом отыскали на отшибе за хозяйственными постройками неказистый ларек, притулившийся к длинной ограде. Вскрыть нехитрые запоры оказалось легче легкого. Внутри полки ломились от сладостей и всяких ништяков, морозильные камеры были переполнены мороженым, а холодильники — пивом.
Из этой пещеры Алладина мы таскали добро охапками, угощая не только нашу компанию, но и всех подряд. Не сказать, чтобы от переизбытка альтруизма, скорее из щегольства. Бравировать ловкостью и безнаказанностью для нас было поважнее мороженого, да и, честно говоря, пива тоже.