В качестве дополнительной меры обороны я вместе со своей скорлупой долгие годы обитал преимущественно внутри русскоязычной среды. Что не так уж меня ограничивало, в особенности после переезда в Хайфу, где расположен Технион, в котором, грубо говоря, треть русских, треть арабов и треть коренных израильтян.
Однако, насмотревшись со стороны на идентичное явление — идею избранности евреев, в которую многие израильтяне верят не менее фанатично, чем русские в избранность русских, — я был вынужден пересмотреть свои культурно-этнические предубеждения.
Настало время признать банальную истину. В первую очередь признаться самому себе. Это случилось не в одночасье, а поэтапно — мелкими шажками. Но на вас, уж простите, это откровение обрушится разом.
Внимание! Дерзкое откровение: русские (в кавычках и без) — такие же, как все остальные. Только чуть более угрюмые и замкнутые.
Вот, высказался. Остается надеяться, что меня не сожгут за это святотатство на Красной площади.
В силу такого прозрения возникла необходимость деконструкции Берлинской стены между русскими и израильтянами, которую я так старательно возводил и в которой неутомимо латал прорехи в течение первых десяти лет жизни в Израиле.
Конечно, стена никогда не была вездесущей и не затрагивала все жизненные аспекты. Я учился в школе, в институте, где-то работал и порой даже участвовал в общественных мероприятиях, но, как и многие репатрианты, придерживался русских компаний и редко предпринимал попытки сближения с «местными».
К ликвидации Берлинской стены я приступил в свойственной мне манере — порывисто и прямолинейно. Кратчайшим путем и наиболее кардинальной мерой показалось мне срочное обретение сексуального опыта с представительницами разношерстного израильского общества.
Примерно в то же время я осознал, что мои отношения с противоположным полом напоминают заколдованный круг — раз за разом повторяющуюся череду тупиковых ситуаций. Ужаснувшись, я ощутил необходимость найти виновных, которыми, как несложно догадаться, оказались не я и мои паттерны поведения, а женщины. Все русские женщины разом!
Под эту гипотезу я немедленно подвел теоретическую основу. Люди (даже самые рациональные) зачастую формируют собственные взгляды, исходя не из непредвзятых наблюдений, их анализа и последующих логических заключений, а из подсознательных предпочтений. Иными словами, по принципу — нравится / не нравится. Просто так называемые «рациональные люди» ухитряются придумывать убедительные и порой даже логически безупречные аргументы для оправдания своих бзиков. Но в корне это ситуацию не меняет.
То есть чувства приязни и неприязни определяют мировосприятие и поведение. Под них подводится «логическая» мировоззренческая теория. Потом мы незаметно для самих себя меняем местами причины и следствия. И делаем вид, что мы принципиальны и последовательны.
Я поступаю так постоянно. Нахожу самое удобное для себя «разумное» объяснение и возвожу в закон природы. И таким обходным путем поддерживаю иллюзию, что я, во-первых, рассудительный и здравомыслящий человек. А во-вторых и в-третьих, ни в чем не виноват, и опять, как всегда, чертовски прав.
Извольте полюбоваться: теория «женщины — как мороженое» или, точнее, «русские женщины — как мороженое». (Для полноты клинической картины необходимо читать этот пассаж таким тоном, будто все нижеизложенное является истиной в последней инстанции.) Всегда хорошо опереться на историческую подоплеку или ее кажимость. Я тоже последовал этой традиции. Итак, моя теория не просто взята с потолка, а имеет глубокие и ветвистые корни в русской культуре. Это наблюдение отразилось в народной мудрости в следующей лаконичной форме: «Женщины — как мороженое. Сначала — холодны, потом тают и становятся липкими».
То есть сначала они надменны и наигранно безразличны, затем стремительно и необратимо тают, и на заключительной стадии становятся зависимыми, назойливыми и капризными.
Тающее мороженое — характерная поведенческая черта женщин, подростковые годы которых пришлись на ранний постсоветский период. Таковое положение вещей весьма понятно и даже простительно. И является следствием резкого перехода от полупатриархального восприятия женской роли в обществе, семье и романтических отношениях, к скороспелой и сумбурной эмансипации. Результат постоянного столкновения между установкой на самореализацию и архаичной, но увековеченной бессмертной классикой и накрепко засевшей в социальном сознании, директивой занимать позицию «слабой (но гордой) женщины».