В этом смысле я попал больше остальных. Не подозревая, во что ввязываюсь, я поначалу приветствовал его обращения за мелкими техническими советами. От меня не убудет, всегда рад. Но вскоре эти просьбы переросли в назойливые домогательства. Их учащающаяся периодичность, помноженная на свойственную МАксиму многословность — шутки-прибаутки вперемешку с рецептами напитков из чайных грибов, каш из топоров и, естественно, непременных саг про Нетивот — вскоре приобрели устрашающие масштабы.
Сегодня МАксим подстерегает меня на каждом шагу. Стоит встать со стула или лишь оторваться от экрана, и он тут как тут:
— Минуточку-минуточку, только глянь.
— МАксим, я работаю, — вздыхаю я.
— Ну, пожалуйста. Ну, на секундочку, — канючить он способен часами и без тени смущения. — Тебе что, жалко?
Мне-то не жалко… Тем более, на этот раз часть его планов на удивление выполнима. Надо только сменить подход, о чем я и втолковываю колхознику не первую неделю. Втолковывать-то втолковываю, но не могу же я между делом на коленке навалять его проект. Могу только подсказать. Но нет. МАксим новшеств не приемлет и заявляет, что докажет мою неправоту и сделает по-своему.
Казалось бы, на этом он должен был от меня отстать и, уединившись, «бороться и искать, найти и не сдаваться…» и все вот это. Но снова — нет. Теперь МАксим дергает меня еще чаще. Он непрерывно отирается у порога нашей подсобки; стоит на мгновение отвлечься, МАксим выскакивает из засады и набрасывается с вопросами, добиваясь, чтобы я опроверг сам себя, и все-таки нашел решение именно его способом.
Вчерашним вечером я решил предпринять очередную попытку найти с ним общий язык. Несмотря на разгар осени, утро выдалось знойное и солнечное, мы устроились на скамейке в тени, и я еще раз объяснил свою позицию. Мол, либо давай по-моему, и я подскажу и помогу, либо делай как знаешь, но тогда не спрашивай: «Каким образом?» Я считаю, что никаким. Я считаю, что так ничего не выйдет.
— Ой, да что ты, дядька! — он, хитрец, никогда не перечит. Всегда соглашается, а потом делает по-своему. — Я ж своим убогим умишком так понял… Знаешь, как у нас говорят… — «у нас» — это, должно быть, у МАксима в колхозе. Излагать по существу — не дурачась и не паясничая, он генетически неспособен.
И пошло-поехало…
Я стоически вытерпел с полчаса деревенского фольклора, и мы, кажется, договорились. Я даже немного гордился своевременным решением и собственной выдержкой во время этой беседы. Еще мне вспомнилось, что, прочитав мой первый роман, МАксим всячески его расхваливал, но признался, что очень бы не хотел стать героем следующей книги. Я заверил его, что опасаться нечего, поскольку я коллекционирую особо колоритных персонажей, а он выглядит вполне адекватным и вменяемым. И вроде же это было не так давно, однако с тех пор он только и делает, что напрашивается. Хоть сейчас садись и пиши. И название готово. Можно прям так и озаглавить — «НАСА Нетивот».
Во второй половине дня я направляюсь готовить кофе. У двери караулит МАксим:
— Ян, глянь, у меня тут эдакая штукенция…
— МАксим, мы же договорились.
— Да-да. Нее, конечно-конечно, это совсем, ну совсем другое, — бормочет МАксим и бочком-бочком тащит меня в свою комнату.
Тыча в монитор, он что-то втолковывает, поминутно съезжая на треп о том о сем и, естественно, о Нетивоте. Все извилины в голове колхозника пролегают через этот сакральный пункт, но спустя минут двадцать до меня доходит, что мы уже снова на полпути на ту же Альфа Центавра.
— Бля, Макс, — простонал я, — сколько можно…
— Ян! — колхозник вскакивает, даже как-то преображаясь.
— МАксим, мы же дого…
— Как ты смеешь! Здесь Дамы!!!
— Дамы? Какие Дамы? Мы же утром договорились, что ты больше не…
— Дамы! — МАксим указывает в коридор на студентку — ту самую, которую мне сватал Тревожный Магистрант. Точнее, требовал «выебать». — Дамы! Понимаешь? Дамы! А ты материшься!
— При чем тут Дамы?
Но праведный гнев неотвратим. «Кипит наш разум возмущенный и в смертный бой вести готов!» Колхозник упивается монументальной речью о предосудительности использования ненормативной лексики при женщинах.
— Понимаешь ли, в современных реалиях, — дав ему спустить пар, осторожно вворачиваю я, — утверждения, что при,.. как ты выражаешься, Дамах что-то там нельзя — это гендерный шовинизм.