В декабре две тысячи двенадцатого года вышел последний номер журнала «Если». Журнала, не одно десятилетие публиковавшего фантастические рассказы. Журнала, выпуски которого за последние пятнадцать лет заняли почётное место на моих полках. Журнал, открывший для меня не один десяток имён хороших фантастов и не одну сотню рассказов, изредка по ассоциациям всплывающих в голове, прекращает существование.
Он утратил рентабельность. Раскупаемый тираж за последние два года упал в несколько раз. Его не съели конкуренты — у него таких просто не было. От него не отвернулся читатель — просто поверьте, аудитория не может так быстро отвернуться от единственного жанрового журнала. Его погубили пираты и жадность. Люди, которым жалко отдать сто рублей в месяц за то, что они хотят читать каждый же месяц. И другие люди, по каким-то причинам первым потакающие.
Вышеперечисленные, будьте прокляты!
#9982: Мочёные подушки
14:15 15.12.2012, Они задолбали!
Есть некая личность, назовём её Машей. Маша — стандартная представительница того самого типа прекрасного пола, который восхищённо смотрит на мир глазами девочки-подростка в свои двадцать пять.
Сегодня в её статусе в «контактике» красуется искренняя и чистая надпись: «Мишенька, солнышко, как я тебя люблю!» Вся стена Мишеньки, ясное дело, разрисована сердечками, закидана проникновенными песнями о любви от одноразовых певичек, чьи имена даже не стоят того, чтобы их вспоминали.
А ведь всего месяц назад Машенька встречалась с Димочкой, и любовь у них тоже была искренняя и чистая. Ну, относительно. Вся стена Димы тоже была залита признаниями в любви; ребят нередко можно было встретить на скамеечке в парке, щебечущих друг другу всякие розово-сопельные глупости, а в обществе друзей они непременно забывали про наличие такого прекрасного изобретения, как имена, переходя на «заинек», «котиков» и прочий зоопарк. А потом они с Димочкой не поделили гипотетический апельсин. Машенька долго плакала ночами в подушку, даже пыталась поцарапать венки (правда, нож был тупой и резать нужно было не поперёк), но, как у любого неудачливого суицидника, всё закончилось уничтожением печенья в планетарных масштабах и продолжительной (пару дней, что ли) депрессией.
А до Димочки был Павлик. А до Павлика — Виталик. А до Виталика… неважно. И каждый раз всё проходило по одному и тому же сценарию: засорение стен, лавочки в парках, наполненные грустью и печалью расставательные эсемески.
И каждому она говорила, что любит его больше всего на свете. И с каждым придумывала имена будущим детям. И каждому писала слезливые письма. И для каждого находила пару дней для грусти и тоски. Но каждого бросила бы, не раздумывая, для более выгодной партии.
Нет, у Машеньки всё будет хорошо. Она выйдет замуж, родит ребёнка, но, скорее всего, они «не сойдутся характерами», и в мире станет на одну разведёнку бальзаковского возраста с ребёнком у юбки больше.
Но Машенька так и не узнает цену этому слову. Она не отличит истинную судьбу от мимолетной влюблённости.
У замечательной писательницы есть маленький рассказ:
…сначала и руки на себя наложить хотел, и все, а потом время шло-шло, и я такое понял… Сейчас в этом даже признаться грех, я знаю, что грех, но я тебе скажу: никогда я её на самом деле не любил. Не смотри на меня так, я пьяный, дай скажу. Не любил — и всё. Потому что любить — это знаешь, что? У меня папу машина сбила, когда мне было шесть лет. Они с матерью так ругались, ты не представляешь себе. Такое он творил… Он и выгонял нас, и орали, и вещи таскал, и это самое. И руки иногда это… До такого её доводил… Ужас. Так вот, его когда с улицы принесли, люди стоят, всё такое, — так вот мама кричала: «Наконец ты, подонок, сдох!», «Наконец ты, подонок, сдох!», и ногами его, ногами… А сама плааааачет. Плаааачет. Я же всё понимал ты что думаешь, мне шесть лет было, а я уже понимал. А у меня такой любви и не было никогда. Пока всё это… не случилось, я и не знал даже.