Выбрать главу

Но, встретившись с мамой взглядом, я подвинула табурет.

– Ешь, не то опоздаешь к началу, – добавила тетя.

Невелика потеря!  В этом году эстафета чествований Патрика перешла к феям. Лепреконов пригласили только потому, что мы можем уменьшиться, сравнявшись ростом с феями. Не представляю, как удалось болотникам, нимфам, русалкам и, особенно, энтам добиться приглашения на этот праздник.

– Разве тебя не ждут? – спросила мама.

Я мысленно потянулась к другу – он уже на подходе. Так что времени у меня осталось мало. Есть сразу расхотелось, а вот пить…

Я взяла кружку. Тетя сделала то же самое:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Давайте поднимем тост! За моего Нормана: сына, племянника и единственного мужчину в семье, которой удостоился наивысшей чести быть преемником традиций нашего народа у лучшего учителя, который…

– За Нормана! –перебила мама теткины дифирамбы. Пока тетка «трясла кружкой», мама смотрела на меня. Я, чувствуя, что краснею по ее взглядом, быстро осушила кружку.

После тоста воцарилась спасительная пауза, которую я поспешила заполнить:

– Мне неделю назад стукнуло четырнадцать… – вот и сказана первая фраза: совсем не та, что нужна для убеждения. Или для просьбы.

Эстафету перехватила тетка: воспылав праведным гневом, она сорвалась на визг:

– Подарок с меня!

– Да я не про это! – стараюсь говорить сдержано, но голос предательски дрогнул. – Я теперь могу каждый Патрик становится ростом с человека…

Теоретически могу. У мамы эта способность проснулась почти в пятнадцать лет, а у тети – аж в двадцать.

Три пары глаз уставились на меня.

– Ты хочешь завтра пойти в человеческий поселок?

– Да! – выдохнула я. Преодолевая желание уставиться на стол или на стенку, я выдавила: – в нашем традиционном костюме…

Народ «завис». У брателло выпал изо рта кусок лепешки, и он поспешно засунул его обратно.

Пользуясь моментом, я добавила:

– Я прошу твоего благословения, согласно порядку наследия…

– Посмотри на себя в зеркало, – сухо ответила тетка, взглядом буравя во мне дырку. Ох, как ей хочется разъяснить, на что я не смею покушаться!

– Доченька…

– Но ты же смогла, мам! Не смотря на «пещерные» обычаи, на стариковские запреты!

– Если бы не твой папаша! – взвилась тетка.

– Его – такой же! – я перевела стрелки на Нормана. Ненавижу, когда она приплетает отца по любому поводу!

– Да услышь ты, наконец! Становись хоть каждый день ростом с человека…

– Но мы же так не умеем, – невольно вырвалось у меня.

Мама одарила меня таким взглядом, что моя челюсть захлопнулась, придавив бережно выношенную надежду.

– Тебе никто не позволит морочить голову туристам, традиционно дразня их  неразменной монетой и байками про горшок с золотом, – мама смотрела мне в глаза, выделяя каждое слово паузой.

– Ты же всегда говоришь, что мы – немного не такие, как остальные женщины! – я почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза. Не плакать! – Ты же – исключение!

– Правильно. Твоя мать – исключение. А ты – обычная девочка-лепрекон. Такие всего один раз в году украшают афиши, зазывающие людей в пабы.

– Это окончательный приговор? – я с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Иви! – выкрикнули мое имя мама и тетей.

– Как воровать у людей еду, то я не девочка, – я уже поняла, что все бесполезно. Но я – не я, если не поставлю свою точку в разговоре. Такая вот дурная привычка. – Табуретку сделать, дров нарубить, пол починить  – Иви первая! А в День Патрика подойти к туристу, то…

– Закончили этот бесполезный разговор! – поставила мама свою точку, пожирнее моей. – Урчин уже заждался.

– И не только Урчин, – добавила тетка с нескрываемой радостью.

Норман вскочил со стула, приосанился. Быстро подошел к двери. Прежде, чем открыть, тетка поправила воротничок его бархатного зеленого камзола. Затем она, торжественно улыбаясь, распахнула дверь.

На пороге стоял статный  пожилой лепрекон. Борода его была рыжей с проседью, а в торчащих из-под шляпы волосах седины было столько, что они казались русыми. Он опирался на деревянную трость с набалдашником в виде толстого листа клевера.

– Приятно видеть будущего воспитанника в добром здравии, – произнес он ритуальную фразу и вошел в дом. Норман смотрел на учителя с обожанием. Тетку распирало от гордости. А меня – от зависти. Господин Феликс – лучший среди нас. Это огромная честь, если тебя выберет именно он.