Выбрать главу

Я подошла к входной двери и нерешительно остановилась: если подменили не их, а меня?

Тихонько открыв дверь, я вошла в дом. Шагнула на тонкую полоску света, падающую из столовой в прихожую. И…растерялась, не зная, стоит ли мне заходить в столовую. Теоретически, можно проскользнуть в комнату и сделать вид, будто я давно вернулась...

Скрипнула половица, и домашние повернули голову на звук. Я натянуто улыбнулась им и на негнущихся ногах двинулась в столовую.

Подойдя к столу, я выложила из подола рубашки яблоки – краснобокие с листочками на черенке, и чуть не села мимо табуретки. Тетка следила за этими манипуляциями, поедая меня взглядом. Мама наблюдала почти бесстрастно: губы слегка улыбались. Братец таращился на меня так, будто видел впервые в жизни.

– Ты чего? – спросила я, глядя в его раскрасневшееся лицо.

– Знаешь, что я целый день делал вместо того, чтобы охотится на туристов? Учился прибивать подошву к башмаку! – выкрикнув фразу на одном дыхании, Норман отвернулся от меня.

Я почувствовала, как моя челюсть скрипнула, падая от удивления. Почему Норману раньше никто не рассказал? Большая половины поселка – мужчины, тот же Крамер всю жизнь под боком. И никто ни разу даже не намекнул! А если... это считается само собой разумеющимся? Бедный Норман! Очень больно, когда разбиваются грезы.

– Учитель сказал, – чуть не плача, проговорил брат, – что лепрекон, в первую очередь, башмачник, поэтому...

Я его не дослушала: все потрясения этих суток заспешили наружу и я нервно и громко засмеялась. Тут же засмеялись мама с тетей. Даже Норман, готовый разрыдаться от обиды на нас и на учителя, сам неожиданно засмеялся.

Следующий час я рассказывала родным о своих похождениях. Тут уже братец отвел душу, подшучивая над погоней и камеей. Но взгляды взрослых были напряженные.

– Все же хорошо закончилось! – попыталась оправдаться я.

– Мы знаем, – невозмутимо ответила мама.

– Так в чем же...

– Костюм тебе очень идет... – мама сказала это так, будто думала о чем-то далеком.

Повисла неуклюжая пауза, которую, к счастью, нарушил внезапный лай за окном. Я, спохватившись, выбежала в холл и, схватив с полки костяной гребень, выскочила на улицу.

Урчин лежит, вытянувшись во всю длину своего лисьего тела и подобрав под себя лапы.

Ветерок ласкает его шерсть. Лис улыбается, внимательно следя за происходящим из-за полу прикрытых век.

Увидев меня, он открыл один глаз, поднялся на лапы и потянулся, изящно выгнув спину. Я подошла к лису, и он подставил бок под зубцы гребня.

Урчина я вычесываю регулярно, но в нашем «списке» есть единственная конкретная дата – семнадцатое марта. В этот вечер светлячки кружат над поселком в своем ритуальном танце. Несколько лет назад я впервые вышла вычесывать Урчина во время прилета светлячков. С тех пор это стало нашим с лисом ритуалом.

Потерявшие опору лисьи шерстинки подхватывает ветер, но их почти тут же отбирают светлячки. Подержав одну шерстинку несколько секунд, они возвращают ее ветру и тут же начинают ловить новую. Побывав у светлячка, шерсть начинает светиться. В поселке шерсть цениться тем, что опустившись на крыши и на деревья, она может еще неделю подсвечивать их по ночам. Если их не потушит дождь…

Соседи тоже наблюдали за охотой светляков, высунувшись из окон или сидя на крыше: светлячки, кружась над нами с лисом, ловят легчайшие шерстинки – такое зрелище бывает только в день Патрика.

 

Прошли ровно сутки с того момента, как я вышла из комнаты, чтобы просить у мамы о невероятном. На этот раз никто не ждал меня в столовой – все разошлись по своим комнатам. Только я брожу по коридору, словно неприкаянный дух, вслушиваясь в скрип половиц и в стук своего сердца. Свет из окна в конце коридора нарисовал на стене причудливые тени-узоры.

Стук сердца – скрип половицы, стук-шаг, шаг-стук… Никак не получается синхронизировать! Что за бред ночью приходит в голову?

Я раздраженно толкнула дверь в комнату, и она отворилась с таким звуком, будто вздохнуло большое животное.

Комнату освещал только лунный свет, лежащий на подоконнике и сундуке, словно покрывало. Я подошла к столу и зажгла свечу в чашке, давно ставшей подсвечником. Сев за стол, достала из кармана игрушечного лепрекона, посадила рядом со свечей.  Положила руки на стол, на руки положила голову и  стала смотреть на пламя. Но быстро перевела взгляд на лепрекона – точнее, на его улыбающийся рот – тоненькая изогнутая линия.  Будто дети делали…