– Все сказала? – закрыв один глаз, спросил «удав».
Я нерешительно кивнула. Помирать, так с музыкой.
– Иди в комнату, – отчеканил «удав».
– Ау? – не поверила я. Неужели так легко отделалась?
– Марш к себе! – взорвалась тетка.
Я сорвалась с места – только кеды застучали дробь по ветхим ступенькам.
Остановилась наверху – отдышаться. Перегнулась через перилла, прислушалась: по теткиной интонации я поняла, что она оправдывается.
В комнате меня встретило серое утро.
– Да где же они?! Ну, где? Где? – вездесущие теткины вопли ворвались в мой уютный мирок. Затем оглушительно хлопнула дверь в столовую, и тетка заорала снова – тише, но противнее:
– Помоги найти, а?
Я, сквозь сон, хмыкнула: опять тетя куда-то засунула «сверхважную вещь». И моментально забыла, куда. Теперь, ощущая себя беспомощной, в отместку будит весь дом…
Что-то с оглушительным звоном упало на пол. Я поморщилась – очень не хотелось просыпаться. Я, с трудом, разлепила веки и реальность, вопреки ожиданиям, встретила меня синим небом в открытом окне.
Я потянулась, распрямляя руки и ноги. И, тут же, поморщилась резкой боли в плечах и шее. Угораздило же заснуть на сундуке!
Внизу снова хлопнула дверь, и я обратилась в слух.
– Ты не это ищешь? – равнодушный голос матери.
– А где они были?! – раздраженный теткин вопль, которым она пыталась скрыть радость находки.
Видимо, мама показала тетке то место, ибо в доме стало неестественно тихо. Зная, что за этим последует, я заткнула уши пальцами и просидела так целых три минуты. Когда освободила уши – было ощущение, как после урагана: тихо и как-то опустошенно. Я выглянула в окно: мама и тетка идут в сторону мастерской. Тетка активно жестикулирует и вертит задом так, что бедный Крамер из своего окна по пояс высунулся. Увидев, что я им любуюсь, Крамер погрозил мне кулаком. В ответ я скорчила рожицу. Сосед подбоченился и я, предвкушая телепатическую дуэль, поставила руки в боки и, лихо притопнув, поскользнулась на гладкой крышке сундука. Чтобы не грохнуться на радость соседу, я ухватилась руками за оконную раму.
В глазах потемнело и, потеряв равновесие, я шлепнулась на сундук. По телу пошла дрожь, начали стучать зубы. Я обхватила руками колени, съежившись на сундуке и, по-прежнему, ничего не видя. Так продолжалось десять минут.
Кряхтя, я сползла на пол. Мама выполнила обещание, которое, сгоряча, дала год назад: «опечатать» дом на Патрика. Я не могу выйти на улицу, пока они не снимут предмет, которым опечатали. Да что там выйти – я даже пальцы высунуть из окна не могу!
Н-да… старшие потопали на работу. Брательник с учителем ушли разыгрывать туристов. А мне что, с Крамером развлекаться? Он скоро тоже в людской поселок уйдет.
Я прислонилась к сундуку и, запрокинув голову, стала разглядывать потолок: там пятно, в углу паутина… Может, заняться уборкой? Лень… Или? Я достала из кармана монетку: орел – дам пауку отсрочку, решка – пойду за метлой.
Подлетевшая от щелбана монетка закрутилась в воздухе и, упав на ребро, покатилась в дальний угол комнаты. Я поползла за ней.
На полу в углу доска слегка отходит. Монетка останавливается возле щели в полу. Я, доползя до щели, сунула монетку обратно в карман.
В щели находится тайник, который я открываю очень редко – вещь, что там хранится, призывает из уголков памяти образ, который я, без весомой причины, не люблю вспоминать.
Но сегодня Патрик. И вещь обязывает, чтобы ее достали из-под полы.
Я отодвинула доску и достала монету, величиной с ладонь. Гладкую с двух сторон, без каких-либо опознавательных знаков.
Неразменную монету я обменяла у отца за день до его исчезновения. Плюшевого зайку с наполовину оторванной морковкой, которого я сунула папе, вместо монеты во внутренний карман пиджака, нашла утром на столе в столовой. Отец так и не вернулся за монетой.
Отец Нормана лично отдал ему неразменную монету, которая принадлежала еще деду самого отца. Передал буднично, во время ужина. Сколько тогда радости было! Норман, сияя от удовольствия, сразу ушел в свою комнату – как он объяснил – спрятать в укромное место, чтобы не потерять. Когда вернулся – трогательно обнял отца.
Тогда я впервые позавидовала своему двоюродному брату: и из-за отца – мой уже ушел из дома, и из-за монеты: я забрала то, что мне не положено априори. Монеты должны передаваться вот так – в кругу семьи, как Норману. (Семья тогда не знала, что у меня есть монета. Через несколько лет мне отдали отцовский костюм, в котором он обманул своего первого человека – чтобы у меня была память об отце.)