— Не понимаю, а что господ советников так взволновало?
Бургомистр чуть ближе наклонился к кавалеру:
— Часть городского купечества стала волноваться, что Кёршнер сам построит дорогу до вашей пристани, — многозначительно сказал Бургомистр.
— Ах вот как…
— Да, — продолжал тот, — уголь, что вы привезли в таких хороших количествах, многих господ негоциантов удивил. Говорят, они посылали верных людей смотреть ваши пристани на реке, ваши склады. И после того стали волноваться, как бы ваш родственник Кёршнер не построил к вам дорогу сам. Они думают, сам построит, да потом никого к ней не допустит. А у них уже к вашей пристани аппетиты имеются.
Это было очень хорошо. Волков обдумывал услышанное, а бургомистр продолжал:
— Господа негоцианты уже думают о покупке земли у вас, чтобы строить себе склады у вашей пристани при амбарах.
— Мне стоит подумать о том, — отвечал кавалер нейтрально.
«Чёрта с два они получат хоть аршин моей земли. Будут пользоваться только моими складами. Кажется, мне и барж парочку стоит прикупить».
Приятно всё это было слышать, но сейчас кавалера волновал другой вопрос:
— Друг мой, дошёл до меня слух, что некий господин фон Эдель в городе, не скрываясь, интригует против меня.
Господин первый консул развёл руками:
— Никто не может ему того запретить, — он чуть помолчал. — Тем более, что представляет он фигуру в наших краях весьма значимую.
— И что же думают о том уважаемые в городе люди?
— Ваши позиции незыблемы, уважаемый господин фон Эшбахт, — улыбаясь отвечал бургомистр. — И уже не будем говорить о ваших славных делах и победах, а вспомним лишь о вашей пристани и доступе к реке. О вашем угле из Бреггена и о лесе, который лежит на вашем берегу и дожидается лишь хороших дорог. Все говорят сейчас только об этом, уверяю вас, а все усилия графа и господина фон Эделя тщетны.
— И это всё, что говорят? — уточнил Волков.
— Ну говорят ещё, что городу на руку вражда двух важнейших в графстве персон, за одним из которых стоят все земельные сеньоры, а за другим три сотни солдат и боевой опыт. Советники и главы гильдий говорят, что сии персоны отныне будут более сговорчивы, так как будут у города искать поддержки. То нам надо обращать городу в выгоду.
Спорить с таким было глупо. Волков понимающе кивал.
— А ещё говорят, — продолжал бургомистр, — что вы во Фринланде разбили огромный лагерь и собираете там тысячи солдат. Говорят, что война с кантоном Брегген скоро опять возгорится. И что вы пойдёте к ним на их берег.
Конечно, кавалер прекрасно понимал, что втайне от всех его лагерь держать не удастся. Но такие слухи… Он даже и не знал, что ему на это сказать. Надо было ещё подумать, что было бы для него лучше: подтвердить эти слухи или опровергнуть их. Наверное поэтому, несмотря на заинтересованный взгляд бургомистра, Волков ему так ничего и не сказал на сей счёт.
Он бы ещё поговорил с господином первым консулом, но у того было много просителей и посетителей. Поэтому кавалер не стал его задерживать. И предложил поехать к родственнику, купцу Кёршнеру, на обед.
Господа фон Клаузевиц, Максимилиан и Увалень были этому весьма рады — все знали, что дом купца славится гостеприимством и весьма богатым столом.
Самый богатый и самый большой дом Малена, чего уж тут говорить ещё. Большая конюшня, слуги. Огромный обеденный зал. Слуги так расторопны, а хозяева так радушны, что Волков чувствовал себя тут едва ли не герцогом. Кухня? О кухне и говорить нечего. По сравнению с кухней дома Кёршнеров кухня графов Маленов была мерзкой трактирной стряпнёй. Даже повара-монахи епископа не могли тягаться с поварами богатейшего купца графства.
Конечно, начались разговоры с родственниками. И, конечно, начались просьбы. Госпожа Клара Кёршнер завела разговор про своего сына Габриэля. Вздумалось купчихе, чтобы второй её сын пошёл по стезе военной. И пригласила сына, чтобы кавалер на него взглянул, пока слуги накрывали на стол. Родственница просила кавалера взять его к себе в выезд. Габриэль Кёршнер оказался весьма крепок на вид. Да разговор вёл разумно и с большим почтением; выражал желание состоять при доме фон Эшбахтов.
Волков, может, и взял бы его, но была одна загвоздка. Молодые господа, выезд кавалера, могли и не захотеть служить вместе с сыном купеческим, да ещё со внуком вонючего кожевенника. Уж такие спесивые юноши как Фейлинги точно не упустили бы возможность хотя бы позлословить. А в среде молодых людей воинского достоинства всякое злословие легко могло закончиться поединком, а поединок — смертью. Волков и обернуться не успел бы, как ему доложили бы о мертвеце. В этом кавалер не сомневался, служа в гвардии видел всё не раз, хотя среди гвардейцев поединки были запрещены настрого, но они случались систематически.