Теперь сержант стражи молчал, смотрел вниз, но ничего ни сказать, ни сделать не решался. Боязно было человеку, с одной стороны, герцог, бургомистр и капитан городской стражи запретили ворота отпирать, а с другой стороны, там великий воин под своим знаменем со своими опасными людьми, да ещё епископ, попробуй не отопри. Тут бы всякий призадумался.
— Что же ты молчишь, добрый человек? — кричит ему брат Семион. — Неужто ты Его Преосвященство, епископа города и графства Мален, ко престолу его не пустишь?
— Не знаю я, что делать! — кричит в ответ стражник. — Не велено господина фон Эшбахта пускать…
— Так ты его и не пускай, ты только епископа пусти…
— Так тогда и Эшбахт проскочит. Я лучше сейчас за ротмистром пошлю. Пусть он разбирается.
— А ну стой! — первый раз рявкнул сам епископ. Рявкнул звонко и грозно, такой голос как раз хорош будет проповеди читать, в самых дальних уголках церкви его все расслышат. — Стой, нечестивец! Велю тебе сначала ворота мне открыть, а уже потом бегать за своими начальниками. А не откроешь, так отлучу тебя и жену твою на год от церкви за неуважение к сану святому, отлучу под тяжкую епитимью. Уж жена твоя тебе благодарна за то не будет. Отворяй мне двери, безбожник, немедля, а уже потом бегай за своими начальниками.
Смотрит сержант на епископа, и кисло ему на душе, епископ одет просто, как самый бедный монах. Сразу видно: истый в вере человек. С таким не шути, он сам к себе строг и других не помилует.
И решается наконец сержант стражи, будь что будет, но такого попа лучше не злить:
— Простите, монсеньор, сейчас отопру.
Когда мимо сержанта проехал господин фон Эшбахт, сержант тяжко вздохнул, думая о будущих своих неприятностях. А сержанту, склоняясь с коня, один молодой господин и сказал:
— Не бойся, сержант, генерал за тебя похлопочет.
Глава 4
Как только въехали в город, кавалер говорит Сычу:
— Езжай найди дом этой вдовы… Как её там…
— Габен, — напомнил Сыч.
— Да. Узнай, там ли фон Эдель, если там, то подумай, как нам в дом попасть, не ломая дверей.
— Всё сделаю, экселенц. Ёж, эй, Ёж, пошли, лопоухий, дело есть.
Как только они уехали, так и Курт Фейлинг попросился домой, хотя бы до утра. Волков его отпустил и поехал к родственнику — купцу Кёршнеру. Ну а куда ещё?
И как только генерал въехал в его двор, сам Дитмар Кёршнер и его жена Клара вышли во двор его встречать. Двор купца был большой, дом большой, конюшни большие. Куда ещё мог податься кавалер со всеми своими людьми?
— Друг мой, дорогой родственник, уж не взыщите, что в столь поздний час я беспокою вас так нежданно, — говорил кавалер, обнимая толстые плечи купца, а потом и кланяясь низко хозяйке. — И вас, сударыня, прошу простить, но новому епископу ещё нет постоя, первый день он приехал в город, — он повернулся к отцу Бартоломею. — Монсеньор, дозвольте вам представить моих родственников.
Госпожа Клара с поклонами подошла к монаху, да и сам Кёршнер поторопился целовать руку ему. Волков видел, что и купец, и его жена сильно взволнованы. Да и монах тоже порозовел щеками. Простой монах-инквизитор ещё не привык к своему новому сану, ещё удивлялся он, что так ему радуются хозяева большого дворца.
— Его Преосвященству негде пока жить, дворец бывшего епископа был его фамильной собственностью, а в приходе при кафедрале покои ещё не подготовлены. Не обременит ли монсеньор вас, дорогие мои родственники, своим присутствием, пока покои для него не будут готовы? — просил Волков, прекрасно понимая, что епископа и его самого в этом доме примут как самых желанных гостей. Для Кёршнеров всё ещё было большой честью принимать славного рыцаря, пусть даже и опального, и главного священнослужителя целого графства. И Волков продолжал: — Монсеньор епископ весьма скромен в своих желаниях и прост в жизни, он не обременит вас, дорогие родственники.
— Что вы?! Что вы говорите, дорогой вы наш родственник? — воскликнула Клара Кёршнер. — Для нас то честь великая, чтобы монсеньор епископ жил под нашей крышей. И мы будем просить, чтобы Его Преосвященство был у нас как можно дольше.
— Да-да-да, — поддакивал её муж.
С этим делом было улажено, теперь нужно было познакомить городских нобилей с новым епископом. Волков берёт под локоть хозяина дома и отводит в сторону:
— Друг мой, у меня есть задолженность перед важными жителями города, брал я у них деньги, золото. Теперь я уже в займах не нуждаюсь…
— Да, дорогой родственник, ходили слухи, что вы хорошо поправили свои дела на последней войне, — произнёс Кёршнер.