Вскоре стали приходить господа офицеры, а тут Элеонора Августа, вместо того чтобы быть радушной хозяйкой и всех рассаживать за стол, вдруг устала. И усевшись со своей монахиней, лишь вздыхала.
И пришлось столом и гостями заняться той, у которой всё выходило ладно. И госпожа Ланге весь обед устроила хорошо. Так, что все офицеры полка были приёмом генерала довольны.
Не успели они уйти, как пришёл племянник Бруно Фолькоф, а с ним архитектор де Йонг и неразлучный приятель племянника Михель Цеберинг. Пришли, чтобы посчитать сколько бруса, и тёса, и гвоздей нужно будет вскорости. Но с ними кавалер долго не сидел, ещё раз объяснил, что скоро, со дня на день, прибудут в его землю люди. Много людей — тысяча, не меньше, — и людям этим до зимы надо дать кров. Вот и посчитайте, господа, всё, что для этого надобно. Только выпроводил их и уже на радость жене думал подняться наверх в опочивальню, как прибежал мальчишка и сказал, что люди во множестве идут к деревне, люди те военные и все в прекрасных нарядах, в таких прекрасных, что здесь таких никуда не видали. «Прекрасные наряды!» — Волков усмехнулся. Пёстрое и вызывающее, похожее на лохмотья, тряпье, которое носили ландскнехты, для местных и вправду могло показаться прекрасным.
В общем, сон опять откладывался. Генерал поехал встречать прибывающих солдат. И был приятно удивлён тем порядком и строем, с каким эти бравые ребята входили в деревню в колонне по четыре. Барабаны, пики, как лес, качаются в такт ровному солдатскому шагу и барабанному бою, ряды идеальные — глаз не оторвать. Доспехи сверкали бы, не будь на них толстого слоя дорожной пыли, а под доспехами — жёлтые колеты, широченные рукава которых были иссечены десятками разрезов, чулки всех возможных цветов. Шляпы, береты, замысловатые шапки и перья, перья, перья. Перья на головных уборах настолько роскошные, что им позавидовали бы и городские нобили, и земельные аристократы. Для простых людей, что жили в таком захолустье, как Эшбахт, для которых поездка в ближайший город на ярмарку являлась событием удивительным, появление таких людей и вовсе было чудом.
Все выбегали смотреть на шагающих под барабан красавцев. Даже полупьяные посетители кабака, и обитающие там девицы, и сам трактирщик, все выбежали посмотреть на такое зрелище. А впереди разбитой на роты колонны под чёрно-жёлтым знаменем императора и бело-голубым знаменем кавалера фон Эшбахта ехали офицеры. Сам капитан Кленк и его лейтенант Холиман.
Да, зрелище было прекрасное. И местным очень нравилось.
Волкову было видно, что шествие подготовлено, что ландскнехты ходят так не всегда, но всё равно это было красиво. Единственное, что ему не нравилось, так это то, что уже к утру о приходе бравой баталии в Эшбахт будет известно в кантоне.
Волков пожал руку и Кленку, и его лейтенанту. Сказал, что расположить солдат можно за околицей, на южном выезде из села, там, где стали кавалеристы Реддернауфа. А ещё он велел своим дворовым мужикам резать свиней. Всего у него в свинарнике было шесть свиней, и хорошо накормить такую прорву усталых людей ими было невозможно, поэтому он приказал также зарезать бычка и тёлочку. И выкупил у трактирщика всё пиво и вино, что у него было. И так как этого тоже было мало, пришлось ещё кое-что добавлять из своих погребов.
Он освободился от забот и закончил разговоры с офицерами, когда солнце уже закатилось на западе за горизонт. Лишь тогда он на радость жене вернулся в дом и лёг с ней в постель. Она что-то радостно говорила ему, но он не понимал ни слова, ни единого слова не разобрал, пока проваливался в сон.
Ночь пролетела за мгновение, казалось, вот только что лёг, а уже жена тормошит.
— Господин мой, к вам пришли.
— Что? Утро уже? — едва открывая глаза, спрашивает кавалер.
— Давно уже, и к вам человек пришёл. Говорит, дело важное.
Волков приподнимается на локте, смотрит на жену:
— Что за человек? — он ещё спал бы и спал.
— Из ваших какой-то.
— Имя он назвал своё?
— Назвал, назвал, — отвечает Элеонора Августа, — да я позабыла.
«Дура».
— Распорядитесь, чтобы Гюнтер нёс мне воду, — произносит он, садясь на кровати.
— Да уже давно всё готово, ещё поутру велела вам согреть, — сообщает жена, довольная собой, и добавляет: — Я распорядилась вашего человека кормить.
Она улыбается и ждёт… Похвалы, что ли…
— Благодарю вас, — говорит он и начинает одеваться.