— Значит, думаете, возьмём город? — снова спрашивает генерал.
— Город возьмём, если возьмём лагерь, — отвечает капитан. — Но кампания лёгкой не будет.
— Не будет?
— Нет. Смотрел я там всё, смотрел, всё у них хорошо. Богато живут люди… Ну, те, что в долинах и у реки. Дома крепкие, дороги хорошие. Но вот что я приметил: там каждый клочок земли вспахан, вскопан, засажен, а где ничего посадить нельзя, так там скот пасут.
— И что же в том плохого? Будет что взять у них.
— Так то и плохо, что земли у них мало, а людишек много, — объясняет Дорфус. — И много люда безземельного, бедного. Поэтому у них во все времена так многочисленны их баталии, что людей бедных, крепких, дружных да злых в их земле в избытке. Всякий раз они на войну по первому зову горазды.
Свет маленькой лампы едва попадал на умное лицо капитана. Волков косился на него и вздыхал, понимая, что Дорфус, хоть и молод, но умён и, скорее всего, прав в том, что дело будет нелёгким.
Они всё говорили и говорили, вопросов было много, говорили, пока масло в лампе не стало кончаться, пока звёзды не стали гаснуть на небе. И лишь когда потух костёр, Волков встал:
— Прошу вас ещё раз съездить в Мелликон. Ещё раз взглянуть на их лагерь, осталось три-четыре дня до дела, может, ещё что выведаете.
— Хорошо, отправлюсь сегодня, послезавтра вернусь, — отвечал Дорфус. — Отвезу туда пару бочек мёда, попытаюсь продать его прямо в лагере.
Волков обнял капитана:
— Храни вас Бог.
Рано, ещё до рассвета, по реке поплыл туман. Волков, и Максимилиан, и Румениге ехали по берегу реки. Поверху. А внизу, в тихой заводи, с мостушки, трое людей укладывали длинные вёсла в большую лодку.
— Эй, почтенные, — окликнул их кавалер.
— Что вам, добрый господин? — отозвался один из них.
— А сколько возьмёте, чтобы двух людей и двух коней переправить на тот берег?
— Это к разбойнику Эшбахту вас перевезти?
Максимилиан хотел было крикнуть что-то злое наглецу, но Волков его остановил, засмеявшись:
— Да, к нему.
— Без коней и за двадцать крейцеров перевёз бы, а с конями… Полталера, добрый господин!
— Уж больно ты жаден, братец, — крикнул Волков, сразу перестав смеяться, как только ему озвучили цену.
— Нет, добрый господин, это хорошая цена, — кричит ему мужик, — других лодок тут нет, а на пристани с вас больше возьмут.
— Ладно, но Бог ещё тебя накажет за твою жадность, — кричит ему кавалер. И уже говорит Максимилиану: — Прапорщик, езжайте за моей казной и людьми, доставьте всё ко мне в Эшбахт.
— Сеньор, но если мы поедем вместе, вы потеряете пару часов, но сэкономите полталера. На кой чёрт вам этот жадина?
— Не могу ждать, Максимилиан, не могу больше ждать, — ответил Волков и направил коня к воде.
Он и вправду не мог больше ждать. Он хотел домой. Первый раз в жизни с ним было такое, в груди его поселилось чувство тревожное, щемящее, но радостное. Будь он женщиной или человеком душевным, так, возможно, даже и прослезился бы, но старый солдат на такое был неспособен. Тем не менее, волновался, волновался, хоть и виду не выказывал. Кажется, лишь сейчас он понял, что значит возвращаться домой. Туда, где тебя ждут. Конечно, он очень хотел видеть Бригитт. Хотел видеть её живот. Он, наверное, уже заметен. Ну и, конечно, жену. Ей вообще скоро уже рожать. И Ёгана хотел видеть, и Сыча, и даже кухарку Марию. Но всё-таки больше всех её. Свою ненаглядную Бригитт. Наверное, у неё опять вся спина в веснушках. Весь носик тоже.
А мужики на вёсла налегают, тут выше пристаней течение быстрое, река сильная, лодка уже на стремнину выплыла, лошади стоят, не шелохнутся, только ушами прядают, боятся воды, а хозяин лодки вдруг говорит:
— Извините, добрый господин.
А сам мрачен стал, сидит на руле, насупившись.
— За что? — Волков догадывался, почему лодочник просит прощения.
— За то, что лаял вас, — говорит мужик, — сразу нужно было догадаться, что вы и есть сам Эшбахт.
— А как сейчас догадался?
— По коню. Конь-то у вас талеров сто стоит, перстни на перчатках, камень синий на шапке. Одёжа всё бархат да шёлк. Всё дорого. Здесь таких других, как вы, нет, здесь все господа прижимисты похлеще какого мужика, ездят на меринах да на кобылах, а у вас всё напоказ. Сразу видно, военный. И едете в Эшбахт. И ростом велики. И при военных людях были. Надо было смекнуть сразу. Я за ругань свою с вас плату не возьму.