Запах дыма и благовоний настойчиво лез в ноздри. А еще это неприятное ощущение толстого слоя грима на лице. Я начала тихо звереть: блин, неужели опять пастой разрисовали? Тогда почему она не печёт?
Наконец путем мерных колебаний головы мне удалось немного разогнать бусинки с глаз.
- Мамочка! – Я хотела закричать, но во рту пересохло и плотная «маска» так стянула кожу, что получилось лишь сдавленное бульканье.
Надо мной склонилось нечто! Белое лицо невероятных размеров. Огромный зубастый рот, черные провалы глаз и длинные неопрятные лохмы шерсти вокруг.
- Бу-бу-бу-бу-бы! – пробубнило существо, а на заднем плане раздалось рыдающее: - А-а, а-а!
- Бы-бы-бы-бы-бы-бы-бы! – Существо открыло окровавленный рот и дыхнуло на меня чем-то весьма затхлым и чесночным.
- А-а, а-а! – Откликнулся плач. А мне полегчало: раз пахнет чесноком - значит, не вампир.
Следующие полчаса существо скакало вокруг меня, вопя и плюясь, причем слов я не понимала совсем, и даже отдельные звуки резали слух. Плакальщицы постепенно затихли, и к вопящему абракадабру соло присоединились другие голоса – столь же пронзительные, но явно мужские.
У меня жутко чесалась спина, хотелось есть, пить и в туалет, но эта пляска все продолжалась. Через некоторое время бубнеж стих и у моих ног появились четыре абстрактные фигуры, закутанные в меха, яркие ткани и непредставимое количество бус.
Фигуры помаячили у моих ног; бубнящий тип, потрясая лохмами, навесил им на шею белые шарфики и указал на меня. Все это неприятно напомнило мне похороны бабушки – меня, что, на кладбище нести собрались? На шарфиках?
Отпустите меня, я еще живая!
Остервенело пытаясь выпутаться из кокона, я задергалась, забилась в истерике, но услышала лишь одобрительное:
- Чоха! Чоха!
И четверо крепышей с шарфиками подняли меня на плечи и понесли! Теперь я видела только небо и бусинки. Ощущала, как ходят ходуном плечи мужчин под моими лопатками и бедрами. Слух тоже помогал слабо: крики, звон, грохот - все слилось в один непрекращающийся гул.
Даже обоняние меня подвело – прохладный воздух казался безупречно чистым и разреженным, словно я была не в десятке километров от довольно крупного города, а где-то в нетронутых цивилизацией горах.
Когда в горле собралась тошнота, а перед глазами от ритмичного бега носильщиков замелькали мушки, я решила, что умру, но, слава Богу, тряска прекратилась. Меня вновь опустили ниже и уложили на что-то твердое. Перед глазами возникло какое-то строение, прилепившееся к скале, как ласточкино гнездо. Очень яркое, красно-сине-зеленое, с большим количеством позолоты.
В дверях строения помаячил мальчик в красно-белой головной повязке, и носильщики понесли меня внутрь. Скрипучие крутые лестницы не добавили мне радости, да и мужчины явно постанывали, разворачиваясь на узкой площадке.
После всех трудов и усилий, меня внесли в просторный зал, заполненный статуями, жаровнями и курительными палочками, и плюхнули на возвышение, похожее на катафалк.
Из-за занавески вышел полненький старичок в шафрановой накидке и алой перевязи. На его бритой голове покачивалась маленькая высокая шапочка с бубенчиками.
Старичок подошел ближе и, потряхивая чем-то вроде деревянных маракасов, тягуче запел на одной ноте.
С пением он обежал вокруг меня и тех четверых, что стояли рядом. Потом сменил маракасы на трещотки и побежал снова. На третий заход он отправился с парой связок бубенцов.
Мои глаза не выдержали его беготни и устало закрылись. Тотчас стоящий у локтя мужик, увешанный бирюзовыми бусинами (и как я догадалась, что не женщина?) больно толкнул меня локтем в бок.
Ах ты ж, гад! Ну, ты у меня получишь! Дай только выбраться из этой ловушки! Я на тебя крестной пожалуюсь, вот!
Следующие десять минут я услаждала себя мыслями о том, как лёля порвет этого амбала на куски, а Вовка с Данькой отобьют полученное до состояния блинчика.
В финале утомившийся старичок обрызгал нас всех чем-то очень вонючим и ушел, скрывшись за малозаметной дверцей, получив от того самого нахала в бирюзе связку весело бренчащих монеток.
Потом меня вновь подняли на плечи. Мы кое-как спустились и в хорошем темпе потащились дальше. Надеюсь, все ж не на кладбище? Перед глазами замелькали бусы, облака, серые скалы и… пирамидки! Маленькие башенки, сложенные из неотесанных камней.
Горные вершины, укрытые снегом. Похоже на Алтай, или все же Китай? Хотя, почему я ограничиваюсь ближними соседями? Перу тоже подходит! Меня украли? Дикое племя? Или это современные ролевики?
Башенок становилось все больше. На каждой пирамидке развевались длинные лоскутки, уныло побрякивали какие-то подвески, а потом я разглядела у подножия этих сооружений черепа! И почти во всех были дыры!
МАМА!
- А-а-а-а-а-а! - Я дергалась, ревела, пытаясь поднять руки и вырваться из кокона, в котором меня несли.
Носильщики не обращали внимания на мои крики, они сами что-то громко орали и ритмично топали сапогами. К тому времени, как мои мучители остановились, я уревелась до состояния ступора. Мне было почти все равно: на алтарь так на алтарь; на кладбище так на кладбище!
Оказалось, что мы все же не на кладбище. Дружно хекнув, мужчины опустили меня на землю перед очередным расписным домом. Сработали инстинкты, и я стала судорожно высматривать то, на чем меня попытаются принести в жертву. С громадным облегчением искомого не обнаружила.
На редкой зеленой травке перед зданием стояла толпа узкоглазого народа в ярких одеждах. На сей раз меня не просто положили, а прислонили к столбу, так что я оказалась почти стоящей. И для надежности кулек с моим телом еще и примотали длиннющими ткаными лентами к тому самому столбу, который находился за моей спиной.
Люди, по-прежнему держащиеся в стороне, выглядели необычно. Нет, в наше просвещенное время я успела повидать и турок, и греков, и негров, и японцев… и даже одного бербера на выставке в музее. Но эти люди были совсем другими.
Смуглая красноватая кожа, раскосые глаза, множество бус, ярких одежд и повязок. Рядом с маленькими детьми часто стояли крупные лохматые собаки, как и все тут, украшенные яркими лентами, бусинами и лоскутками. От удивления я не отводила взгляда от толпы, забыв о своем ужасе. Рано забыла!
Носильщики, убедившись, что я никуда не сбегу, начали прямо у моих ног насыпать костер! То есть не совсем костер, просто огромное количество всевозможных палок, веток и даже вязанок сушняка! На меня опять накатил ужас, и я зарыдала безмолвно, боясь лишний раз всхлипнуть.
Когда костер был готов, меня отвязали, приподняли и с торжественным гудением на одной ноте уложили на дрова, политые ароматическим маслом. Я зажмурилась, и начала мысленно читать молитву, прося прощения у всех родственников и знакомых. Если сейчас дрова подожгут, гореть во всей этой сбруе я буду недолго и быстро отойду в иной мир с гудящим пламенем!
Однако сразу поджигать дрова не стали – в поле моего зрения появился очередной старичок в шафрановом халате. Бегая вокруг, он уныло выл на одной ноте и окуривал меня дымом из неглубокой плошки. Я не отводила от него взгляд, прикидывая, есть ли шанс скатиться с этой кучи, если из курильницы выпадет хотя бы один уголек, одна искорка.
[1] Местное название крестной матери. Другие варианты «божатка», «кресенька».