Коронер также оставался невозмутим, и лишь угрюмо промолвив себе под нос «бедняга» приступил к осмотру. Глаза пациента закатились, язык посинел и раздулся, почти вываливаясь изо рта; шея была пунцового цвета с опоясывающими отметинами от ремня; справой стороны находилась небольшая красная полоска, откуда вытекала кровь.
Эберт Норд быстро набросал на бланке заключение, сделав специальную копию для архива «Двух башен» и еще одну для Ассоциации военных психиатров, которую необходимо будет им предоставить.
После того, как коронер покончил со своими делами, Розенберг еще раз все тщательно обследовал; со стороны он больше походил на ищейку, которая роет носом землю, вынюхивая след. Что-то записав себе в блокнот, он подошел к Августу и предложил поговорить с ним наедине. Они прошли в кабинет профессора, и только убедившись, что их никто не будет подслушивать, инспектор сказал:
– Мистер Майер, насколько вы уверены в своих санитарах? – этот вопрос буквально обескуражил Августа, но он не потерял самообладания и четко ответил:
– Я им абсолютно доверяю. Они уже не первый год работают здесь и всегда добросовестно исполняли свои обязанности.
– Хорошо, – инспектор принялся поглаживать свои усы, вперив взгляд в Августа, – мне хотелось бы поговорить с вами наведение, потому что я не хочу, чтобы этот разговор слышали ненужные уши. Я достаточно хорошо изучил место происшествия, и хочу поделиться с вами кое-какими наблюдениями. Для начала хорошие новости: это наверняка было самоубийство, а потому никому не будут предъявлены обвинения в совершении преступления. – Август облегчено вздохнул. – Но есть и плохие: я более чем уверен, что вашими санитарами была допущена преступная халатность, повлекшая за собой смерть человека. – Август удивлено вскинул брови. Вот так новость!
– Что вы имеете в виду?
– А то, дорогой ассистент, что ваши умельцы плохо скрепили один или несколько ремней, что позволило пациенту высвободиться и привести свой умысел в исполнение. Я хорошо обследовал ремни, и тут вы были абсолютно правы, – их невозможно развязать без посторонней помощи, но и ослабить их тоже практически невозможно, а уж высвободиться – тем более, на это ушло бы гораздо больше времени.
Август сглотнул. Спорить с инспектором он не мог, да и не собирался. Его выводы казались вполне разумными.
– Чем это для нас чревато?
– Вот тут мы подошли к самому интересному, – глаза инспектора немного смягчились, – хочу вам сказать, что не планирую доставлять вам и себе излишних хлопот. – Тут он понизил голос до шепота заговорщика. – Я обставлю дело так, будто это было обычное самоубийство, которое никто не смог вовремя предотвратить. Ваши санитары, несомненно, сделали все, что могли, но кто знает этих психов, что у них на уме?
Август сперва опешил, но потом сообразил, что ему предлагают сделку.
– Вы хотите, чтобы все выглядело так, как должно выглядеть?
– Рад, что вы все прекрасно понимаете, мистер Майер. Честно признаться, у меня нет желания копаться в этом дерьме, особенно во всем, что связано с сумасшедшими домами и больницами. – Он демонстративно поморщился. – Поэтому я составлю необходимый протокол, что, мол, так и так, один из пациентов с душевным расстройством покончил с собой, не в силах больше выносить психологическую травму. Вас это устроит?
– Более чем.
– Ну что ж, я рад, что мы так быстро пришли к соглашению. Зайдите ко мне на следующей неделе, я выдам вам копию протокола и все необходимые документы. – Они пожалили друг другу руки, а инспектор, подойдя к двери, обернулся и предупредил: – Думаю не нужно объяснять, что этот разговор должен оставаться строго между нами и никому не следует об этом даже упоминать?
Дождавшись одобрительного кивка, он вышел в коридор, а за ним быстро последовал Август. Завидев их, к ним подбежал коронер и обратился к Августу:
– Я закончил необходимый осмотр и проводить специальное вскрытие, не считаю нужным, но по правилам тело должно быть доставлено в морг до конца недели, если не объявятся близкие родственники или друзья, желающие заняться похоронами. Как только мы вернемся в деревню, я распоряжусь прислать к вам катафалк, а все расходы запишу на государственный счет.
– Хорошо, спасибо за вашу помощь.
– Не за что, доктор. На вас свалились такие проблемы, что и врагу не пожелаешь, но надеюсь, вы с этим как-то сможете справиться. Ну как инспектор, – обратился он к Розенбергу, – здесь мы, кажется, закончили, можно отправляться в путь?
Ступая по выложенной гравием дорожке, инспектора Бруно Розенберга одолевали смутные сомнения. Он чуял ложь за километр, даже если человек только хотел о ней подумать. Показания же этого санитара Фридриха и его коллеги Йоханна были стопроцентно честными, они не пытались увиливать или чего-то утаить. И если они не причем, то кто же помог этому малому развязать ремни? На вид он не обладал настолько крупным телосложением, чтобы суметь ослабить или разорвать их. Тогда как он смог высвободиться? Посторонних следов также обнаружить не удалось. И да, почему ему показалось, что когда он приблизился к трупу, от него повеяло легкими запахом болотной тины?
Глава 8.
1
Солнечный луч, сумевший пробиться сквозь плотную армаду грозовых туч, ласково коснулся закрытых глаз профессора, заставив его проснуться. Поезд, подобно быстрой реке, мчался вперед, и помещение купе наполнял мерный стук колес. Вот уже почти три часа доктор Фитцрой находился в пути к своей очередной цели. И хоть это предприятие было своего рода авантюрой и могло закончиться абсолютно пустой тратой времени, у него все же теплилась надежда хоть на небольшой результат.
До железнодорожного вокзала он добрался как раз вовремя, – хватило времени на то, чтобы спокойно купить в дорогу еды (поскольку в вагоне-ресторане все стоило очень дорого) и устроиться в купе. Вместе с ним ехал крупный мужчина, который все время поглядывал на золотые карманные часы, и нервно постукивал пальцами то по коленке, то по окну. На нем был отличный черный костюм, а пиджак обтягивал внушительное брюшко. На голове у него сияла приличных размеров лысина, с небольшим хохолком в районе макушки. Крупное лицо было чем-то недовольно, а черные глазки постоянно бегали по кругу, выражая всем своим видом фразу: «а может ли эта колымага ехать быстрее». Профессор бегло окинул его взглядом и предположил, что он либо крупный начальник какой-то компании, либо правительственный чиновник, и лучше не надоедать ему пустыми разговорами.
Вторым спутником профессора была дама лет тридцати, в строгом черном платье, и такого же цвета вуалью и шляпкой. От бессонных ночей и слез ее карие глаза стали красными, а сама она постоянно вытирала их белым кружевным платком. Профессор искренне поинтересовался, что у неё случилось, и как оказалось, она ехала на похороны своего мужа, который погиб на юго-западном фронте примерно за несколько месяцев до официального окончания войны. Теперь вдова должна была прибыть в какой-то приграничный город, чтобы эксгумировать останки ее бедного мужа и захоронить в родном городе.
От этой истории у доктора защемило сердце, а на глазах чуть не навернулись слезы, и с огромным усилием он сохранил невозмутимый вид, хотя внутри бушевал ураган. Прошел уже год, как умерла Грета, а он так и не смирился с ее утратой, и тоска по ней накатывала на него почти каждый день, и особенно сильно ощущалась в праздничные дни, когда он сидел совершенно один за столом в их гостиной.
Профессор выразил вдове свои самые глубокие соболезнования, невольно поделившись и своей историей. Боль утраты на какое-то мгновенье объединила их, и они уже не участвовали себя настолько одинокими. Все-таки всегда легче разделить беду с другими, чем вечно держать ее в себе. Вдову звали Агнетой, и у нее было двое маленьких сыновей, которых она оставила со своей матерью в Фэллоде, прежде чем начать свое отважное путешествие.