Западный небосклон затянут грозовыми тучами, отчего Башни Заката кажутся меньше.
Но они остаются на своих местах, а плотные штормовые облака образуют над ними некое подобие черной арки, по направлению к которой идут эти двое, душа в душе и рука в руке.
Часть третья
МАСТЕР ГАРМОНИИ
С
Креслин бредет вверх по песчаному склону, согнувшись под импровизированным коромыслом, уравновешенным с обоих концов двумя деревянными ведрами соленой воды. Солнце едва осветило Восточный Океан, но у регента это уже вторая ходка.
Опустив коромысло на черные каменные плиты, он сосредоточивается на одном из ведер. Вода бурлит, и на камнях рядом с ведром появляется кучка грязновато-белых крупинок. Повторив то же самое со вторым ведром, юноша выливает пресную воду в каменный резервуар и закрывает крышку.
- Креслин!.. Креслин!..
"...вот ведь идиот..."
Убрав коромысло и пустые ведра в нишу, служащую кладовкой, юноша направляется на террасу, где его встречает одетая в тонкую вылинявшую сорочку Мегера.
- Тебе не кажется, что это не больно-то эффективно?
- В каком смысле?
Креслин вытирает лоб. Над побуревшими холмами к западу от Черного Чертога в воздухе змеями изгибаются почти видимые черные волны жары.
- Неужто, кроме тебя, некому таскать воду?
- Привычка...
- Но никто, кроме тебя, не умеет опреснять воду.
- Почему? Ты это умеешь. Да и Лидия с Клеррисом - тоже.
- Замечательно! - в голосе Мегеры сквозит раздражение. - Но так или иначе это под силу лишь немногим. Неужели тебе непонятно, что грубую работу может выполнять кто угодно, ты же должен заниматься тем, с чем не справятся другие!
- Например, мудрым управлением?
- Хотя бы и так, суженый.
- Наверное, ты права, но, боюсь, в некоторых отношениях я не создан для власти. Мне трудно надзирать за тем, как работают другие. Трудно сидеть и наблюдать, как солнце иссушает землю. Трудно ждать, когда прибудут корабли...
- Я не о том говорила!..
"...идиот!.."
Язычок белого пламени прорывается из окружающей ее невидимой черноты вызванный гневом всплеск не желающего исчезать хаоса.
- Ты валишь в одну кучу все виды работы, включая физический труд, а между ними имеется большая разница. Быть правителем - значит работать умом, а не руками, и ты на это вполне способен. Но стоит тебе огорчиться, как ты стараешься забыться, занявшись грубым ручным трудом.
- Да вовсе я не расстроен, - говорит Креслин, пытаясь изобразить усмешку.
- Кого ты хочешь обмануть?
- Ладно, я расстроен. А как иначе? Гостиница, можно сказать, закончена, но селить в нее некого. Поля дали всходы, но урожай может погибнуть из-за нехватки воды. Сушь такая, что ябруши осыпаются с деревьев. Меня воротит от одного вида сушеной рыбы, так же, как и всех остальных. Лидия предупреждает, что никаких пряностей не будет до осени... Если они вообще будут. Когда я таскаю воду, то приношу хоть какую-то пользу. Или прикажешь сидеть сложа руки, дожидаясь, пока солнце превратит нас в уголья?
- Между прочим, мы здесь из-за тебя.
Креслин переводит взгляд с побуревших холмов на едва тронутую волнением воду Восточного Океана. Куда бы он ни смотрел, всюду - и над холмами, и над пыльными, высохшими низинами, и над колючими сорняками, и даже над самым побережьем Восточного Океана - расходятся дрожащие волны раскаленного воздуха. Обжигающее солнце вершит свой путь по безоблачному небу.
- Ты права. Отныне я буду носить воду только для нас.
- Для нас я и сама могу.
Он отвечает на ее улыбку улыбкой.
- Перекуси, прежде чем отправишься умываться.
Креслин с усмешкой поднимает руки, показывая, что сдается, и усаживается на ограду террасы. Между ним и Мегерой лежит краюха черного хлеба и два ябруша. Тут же стоят две кружки с соком.
- Все-то у тебя предусмотрено, - замечает он.
- Должен же ты поесть перед тем, как приступишь к работе на корабле!
- Корабле?
- Ты вроде бы собирался встретиться с тем хаморианцем.
- О-о-о...
- Только не говори, будто забыл.
- И не собираюсь, - смущенно бормочет юноша.
- А зря, - смеется Мегера. - Ты ведь и вправду забыл, мне ли не знать!
Отломив кусок крошащегося хлеба, он отпивает глоток и спрашивает:
- А у тебя на сегодня какие планы?
- Мы хотим попробовать получить стекло, пригодное для посуды. Делать его труднее, чем оконное, но зато Лидия уверяет, что стеклянную посуду можно с выгодой продавать в Нолдре. А ведь ты, суженый, сам настаивал на всемерном расширении торговли.
Чтобы разжевать сухую корку, Креслину приходится сделать очередной глоток, после чего он, все еще с набитым ртом, отзывается:
- Товары нужно на чем-то возить, так что без флота нам не обойтись.
Мегера кивает.
Закончив есть, он тянется за блюдом, но она останавливает его:
- Сама уберу. Тебе пора к кораблю.
- Я бы не спешил называть эту лохань кораблем.
- Да как ни называй... - встав, Мегера порывисто обнимает юношу, но прежде чем он сам успевает заключить ее в объятия, отстраняется и, прихватив поднос и кружки, спешит к двери. У порога она задерживается:
- Ты будешь в цитадели?
- Ну, если ты придешь... - тянет он, посматривая на нее с хитрецой.
Мегера качает головой.
"...ну, зверь..."
Не вполне уверенный в том, как следует воспринимать эту мысль, Креслин пожимает плечами. Мегера исчезает за дверью.
Довольно скоро юноша спускается к песчаному берегу, где возле корабельного остова его поджидает плотный мужчина в коротких штанах и тунике без рукавов - хаморианец по имени Байрем.
- Засел намертво, господин, - сообщает он.
Зайдя со стороны воды, Креслин скользит взглядом вдоль корпуса от кормы до наполовину зарывшегося в мягкий песок носа.
- Как глубоко погрузился киль?
- Локтей на пять-шесть, - отвечает, наморщив лоб, Байрем. Креслин качает головой.
- Но это не самое трудное, господин. Глубже всего корабль зарылся носовой частью, а она сравнительно легкая. Основная тяжесть сосредоточена посередине, - хаморианец вытирает лоб и спрашивает: - А нельзя ли сдернуть корабль с помощью такой же... такой же бури, какая забросила его сюда?