CIX
Креслин жует рыбу, запивая ее теплой водой и радуясь тому, что Алдония сумела придать этому надоевшему блюду вкус, сдобрив его затейливым соусом. Потом юноша с подозрением косится на какие-то мясистые коренья, лежащие на его тарелке рядом с кучкой рыбьих костей, и поднимает глаза на сидящую напротив Мегеру.
Встретившись с мужем взглядом, Мегера пожимает плечами.
- Что это? - спрашивает Креслин.
- Корни куиллы, - отвечает служанка. Она сидит у дальнего конца стола и кормит Линнию. - Вам обязательно надо попробовать.
- Корни чего?
- Куиллы. Это такой кактус с длинными колючками. Мне о них рассказала одна рыбачка, а накопала я сама. На вкус почти как батат.
Креслин с сомнением смотрит на мясистые бледно-зеленые корешки. Мегера тоже не решается их отведать.
- Смотреть на вас смешно! - фыркает Алдония, покачивая рыжеволосую девочку. - Готовы бросить вызов всему свету, а попробовать незнакомый корешок робеют. Линния, доченька, можешь ли ты поверить, что эта парочка отважные и грозные воители? Ты-то у меня умница. Небось, когда вырастешь и станешь волшебницей, то не будешь отворачиваться от хорошей пищи только потому, что для тебя она непривычна!
Хмыкнув и отпив еще воды, Креслин отрезает крохотный кусочек куиллы, с опаской отправляет в рот и с хрустом раскусывает.
- Хм... совсем неплохо.
- Видишь, Линния. Твоя мама знает, что делает.
Девочка с любопытством таращит круглые глазенки. Мегера незамедлительно следует примеру мужа.
- По-моему, на плато, ниже по дороге, таких кактусов великое множество, - замечает Креслин.
- По-моему, тоже, - отзывается Алдония, перекладывая малютку от одной груди к другой.
Юноша качает головой:
- Надо же, а нам и в голову не приходило, что кактусы могут годиться в пищу. Нет чтобы поспрашивать местных рыбаков, что да как. Интересно, много мы еще упустили?
- А завтра у нас будет салат из водорослей, - с гордостью объявляет Алдония.
- Из чего? - вид у Креслина весьма растерянный.
- Что плохого в водорослях, суженый?
- Они очень вкусные. Я пробовала, - заявляет Алдония. Креслин молчит: он разжевывает очередной кусочек куиллы.
CX
Растянувшись на топчане, Креслин утирает лоб, размышляя о том, сколько ему потребуется времени для осуществления задуманного.
- Ты все-таки решил это сделать?
"...любимый мой идиот..."
На пороге комнаты стоит Мегера.
- Не знал, что ты так скоро вернешься, - он садится.
- Надо же, - тихонько смеется она, - ты легко находишь меня в кай отсюда, но не можешь сказать, когда я войду в комнату?
- Это другое дело.
- Почему? Случайно не потому ли, что ты хотел скрыть от меня свое намерение изменить погоду?
- Ну... в общем, да.
- Прекрасно. Скрывать-то незачем, тебя ведь все одно никто не удержит. Ни я, ни Клеррис, ни Лидия. Но ты хоть понимаешь, что именно собираешься сделать? Понимаешь?
- Наверное, нет.
- Тысячи людей могут умереть с голоду, потому что из-за твоего вмешательства их урожай будет либо выжжен засухой, либо затоплен. По меньшей мере один или два правителя лишатся своих владений, а то и голов. Ты ввергнешь многие земли в хаос, столь любезный Белым магам, а это непременно придаст им сил. Ты этого хочешь?
- Важно не то, чего я хочу, а то, есть ли у меня выбор. Корвейл бросил нас на произвол судьбы, и что я могу с этим поделать? Пригрозить ему уничтожением? Вряд ли таким образом мне удастся вернуть людям их жалованье.
- Мне кажется, это происки Хелисс.
- А велика ли для нас разница? Не могу же я обвинить ее в измене с расстояния в полторы тысячи кай?
- Это не так уж и далеко.
- Предположим. Предположим даже, что герцог мне поверит. Хелисс единственное, что у него осталось, и без нее он долго не протянет.
- Я о ней думала. И это еще одна причина, по которой я рада видеть Алдонию здесь, со мной.
- Кстати, где она?
- У себя, глупый.
"...ей ведь порой тоже нужно побыть одной..."
Креслин снова краснеет.
- Так или иначе, если я буду сидеть сложа руки, Белые маги станут еще сильнее, а как только Корвейл умрет, они тут же приберут Монтгрен к рукам. Риесса, при всех своих воинственных планах, не захочет меряться силами с Фэрхэвеном. А итогом всего этого станет падение Западного Оплота, который будет перемолот между жерновами двух могучих империй.
- Вот до чего доводит вера в Предание, - замечает Мегера.
- Это нечестно...
- Прости.
Креслин едва заметно улыбается:
- Боюсь, что бы я ни сделал, все будет не так, однако и бездействовать больше нельзя. Вот, смотри... - запустив руку в кошель, он извлекает пять золотых звеньев. - Видишь? Это все, что осталось.
- Последние припасы с сутианского корабля... неужто они обошлись так дорого?
- Да, дорого. К тому же мне пришлось заплатить вперед за парусину для "Звезды Рассвета", а доставят ее только через восьмидневку.
- Но каковы сутианцы! Да за такое вымогательство тебе стоило потопить их посудину!
"...воры!.. бессердечные торгаши!.."
Креслин потирает лоб и, словно защищаясь от ее гневных мыслей, поднимает руку:
- Стоить-то стоило, но это был единственный, не считая "Грифона", корабль, вошедший в нашу гавань невесть за сколько восьмидневок. Вздумай я его тронуть, кому еще захотелось бы соваться сюда? Кому охота опасаться не только Белых магов, но еще и меня?
- Будь проклята дражайшая сестрица! Где ее обещанная поддержка?
То, что на Риессу рассчитывать не приходится, для Креслина столь очевидно, что он не находит нужным что-либо говорить.
- Да, я знаю... Но смириться с этим все равно трудно. Помню, когда мы играли в прятки во дворе, она уверяла, что останется моей сестрой, что бы ни случилось.
- Возможно, она ею и осталась. Но, будучи правительницей, делает не то, что ей хочется, а то, чего требуют интересы Сарроннина.
- Ну конечно! Можно подумать, отправь она нам черствого сыру или лежалого зерна, это нанесло бы ущерб государственным интересам. Ладно... Мегера пожимает плечами и садится рядом с ним. - Прежде, чем мы это сделаем...
Их губы встречаются, его руки гладят ее нежную кожу.
"...суженый..."
"...любимая..."
Нескоро, очень нескоро, после пылких объятий и нежных поцелуев, Мегера все же отстраняется. Креслин разжимает руки, но чувствами продолжает вбирать в себя ее всю: ее тело, ее дивный запах, пламя ее волос. Он упивается ею, опьяняется ею, не в силах унять восторга от одной мысли о том, что она рядом с ним.