- Но раз уж ты все равно ездишь, так почему по таким скверным дорогам?
- Дороги! - фыркает торговец. - Да разве это дороги! Настоящие дороги - это те, что ведут из Лидьяра в Фэрхэвен и из Фэрхэвена к Рассветным Отрогам. Маги - те умеют строить хорошие дороги.
- Так почему же мы ими не пользуемся?
- Потому, молодой дуралей, что ездить там же, где и все, - значит попусту терять деньги. Будешь таким же, как все, - и разоришься. Взять хоть бы тебя. Ты боец. Будешь драться, как все, - скоро станешь покойником. Верно?
- Пожалуй, что так, - соглашается Креслин.
Снова слышится птичий крик. Падальщик облетает окаймленную скалами лощину, чтобы усесться где-нибудь в неприметном месте.
- Чтобы добиться успеха, надо делать то, чего не делают другие, наставительно гудит Деррилд. - Это относится к любому занятию. Умение и готовность рискнуть всегда вознаграждаются. И, - добавляет он, - быстрота. Уж это, судя по тому, как прытко ты машешь своим мечом, тебе понятно. Вот почему мы не делаем остановок и не торгуем по дороге. Чем быстрее доберемся до места, тем больше будет барыш.
Креслин кивает, уставясь в спину Хайлина.
- Ну а еще в торговле важна честность...
Юноша удивленно прислушивался. Купцы вообще пользовались репутацией мошенников, а странствующие торговцы, судя по рассказам, слыли самыми отъявленными пройдохами.
- Честность окупается, малец, так и знай. Она вознаграждается, и не жратвой или блудом где-нибудь в темном уголке, а звонкой монетой. Да, люди охотно имеют с тобой дело. Купцы знают, что ты держишь слово, и придерживают для тебя товар. Хорошие охранники знают, что ты не надуваешь с оплатой, и нанимаются к тебе, а не к другим. Но важнее всего быть честным по отношению к самому себе. Не лги себе, тогда и другие тебя не обманут. А вранье рано или поздно тебя погубит, если сначала не разорит.
Креслин сдвигает брови, обдумывая услышанное, и приходит к выводу, что, пожалуй, купчина говорит искренне. Деррилд, бывало, торговался за каждый медяк, но за все время путешествия ни разу не попытался кого-нибудь облапошить.
- Но как бы то ни было, паренек, таскаться туда-сюда с товаром радости мало, и доля у нас, торговцев, незавидная...
XXVII
С высоты седла Креслин озирается по сторонам. Впереди и справа от него солнце поблескивает на поверхности протекающей в ложбине реки, а слева дорога расширяется, сворачивая к открытым воротам. Колеса повозки тарахтят по ровной, укатанной мостовой.
В отличие от маленьких городков Галлоса и Кертиса Джеллико обнесен стеной, причем стеной высотой более чем в пятьдесят локтей. Южные ворота распахнуты, желоба, по которым открываясь и закрываясь скользят массивные железные створы, начисто выметены.
Караул - не менее дюжины вояк в серо-коричневой коже - надзирает за въезжающими и выезжающими.
- О, мастер Деррилд, давненько тебя не видели, - уважительно и дружелюбно приветствует торговца сержант. Малый упитанный, однако его обтянутый кожаным панцирем живот отвислым не назовешь.
На стене над головой, едва видимые за парапетом, лениво греются на солнышке два стрелка. Каждый не далее чем в локте от своего оружия укрепленного на деревянной раме тяжелого арбалета.
- Твои ребята? - сержант кивает в сторону остановившихся рядом с повозкой Хайлина и Креслина.
- Ну Хайлина-то ты должен знать, - громыхает Деррилд. - А это Креслин. Паренек присоединился ко мне в Блийансе. Родня одной девчонки решила, что они с этой милашкой зашли слишком далеко. Надеюсь, у нас ему понравится.
Раскатистый смех здоровяка эхом отдается под каменной аркой.
- Рад, что ты вернулся, мастер Деррилд. Удачного тебе дня, - говорит сержант с улыбкой. Не раз и не два его взгляд задерживается на серебряных волосах Креслипа.
Повозка и всадники едут дальше, по городским улицам. Дома здесь по большей части из обожженного кирпича, трехэтажные, с узкими фасадами, крутыми крышами и тяжелыми, закрытыми, несмотря на погожий весенний день, дубовыми дверями.
- Ну, Томас, ты у меня получишь! Ну, погоди! - высокий голос принадлежит мальчишке-оборванцу, несущемуся сломя голову за другим, который бежит по переулку наперехват катящейся повозке.
- Эй, смотри, куда едешь! - пронзительно кричит женщина в кожаной юбке.
- Смотри, куда лезешь! - рявкает в ответ Хайлин. Несмотря на замешательство вокруг женщины и детишек, Креслин переводит взгляд дальше, к следующему проулку, находящемуся локтях в тридцати впереди. То, что там их поджидают, он чувствует, даже не обращаясь к ветрам.
- В проулке, за углом, - бросает юноша Хайлину. - Там кто-то есть.
Он берется за лук и выхватывает из колчана стрелу. Хайлин резко натягивает поводья.
- Заставь их подойти к нам
Как только Деррилд останавливает мула, мальчишки, прекратив играть в догонялки, поворачиваются и спешат назад в переулок. Женщина порывается достать что-то из-за спины.
- Стой! - кричит Креслин. Его стрела наложена на тетиву. Женщина впрочем, это вовсе не женщина, а худощавый юнец - роняет лук и нервно смотрит в проулок.
Креслин незаметно улыбается, заслышав донесшиеся оттуда торопливые удаляющиеся шаги. Прятавшийся за углом предпочел убраться, бросив и юнца, и мальчишек.
- Сбежал, - презрительно хмыкает Хайлин. - Кто-то решил, что раз нас не удалось застать врасплох, не стоит и затевать стычку.
- Пожалуйста... - умоляюще лопочет юнец, не отрывая взгляда от нацеленной на него стрелы.
- Пристрели паршивца, - грохочет Деррилд. - Нам тут незачем растить грабителей.
- А ну снимай чужую одежду, - командует Креслин. - Давай, живо. И стой там, у двери!
Хотя на улице не холодно, парнишку бьет дрожь. Что же до двоих мальчишек, то они, как рассеянно примечает Креслин, исчезли. Не иначе, нырнули в дырку в заборе или какую-нибудь другую лазейку.
- А дальше что? - спрашивает Хайлин.
- Подберем лук да поедем дальше. Сомневаюсь, чтобы этот малый напал на нас снова, а прикончим его - так придется объясняться по поводу трупа. Мне это ни к чему.
- Ишь, добренький выискался, - ворчит с козел Деррилд, однако же, выпустив на миг вожжи, подхватывает с мостовой упавший лук, перерезает тетиву и отбрасывает ставшее бесполезным оружие в сторону.