Креслин не шевелится, он даже не моргает, когда ее белый гнев хлещет его с еще большим неистовством, чем рука, нанесшая пощечину.
Стиснув зубы, он заставляет себя не тянуться к ветрам.
- Видимо, ты считаешь, что положение суб-тирана дает тебе право наносить оскорбления другим?
- Очень впечатляюще, - насмешливо отзывается она.
- Мегера, - медленно произносит он. - Это имя должно означать "ярость". Или "безумное разрушение".
- А ты еще не понял?
- Чего не понял? - его голос холоден. - Что меня гоняли, преследовали, за мной охотились чуть ли не по всему Кандару? Что я чародей, с которым все желают покончить? Что ты каким-то образом со мной связана и видишь в этом мою вину? Что ты разыскивала меня - и разыскала?
- По крайней мере, ты начинаешь думать.
- Думай не думай, госпожа, от этого мало проку, если нет выбора.
На сей раз она хмурится.
- Мегера, - он поднимает глаза на стражей, бочком теснящих коней и старающихся держаться подальше от этой парочки. - Мне не найти приюта ни на Крыше Мира, ни в землях, где властвуют Белые маги. Сомневаюсь, чтобы я стал желанным гостем в Сарроннине или Сутии... особенно теперь.
Она смотрит на него молча. Смотрит невидящими глазами. Повисшую тишину нарушает ржание гнедого. Одно из белых пушистых облаков закрывает солнце, и над холмом пробегает тень.
- Вот ты и заполучила то, что имеешь. Я твой.
- Ты ничей. Никто и никогда тебя не получит.
- Но ты заполучила, нравится тебе это или нет.
- Ты неправильно понимаешь, Креслин, - голос ее обманчиво мягок. - Это я твоя, вне зависимости от того, что я делаю. Мой ты или не мой, но я твоя.
- И это обстоятельство тебе ненавистно, а потому ненавистен и я?
- Да.
Юноша поднимает глаза на покрывшее их тенью облако. Его лошадь взмахивает хвостом.
- Давай вернемся.
- Устал?
- Да, - признается он. - Хотя это едва ли имеет для тебя значение.
- О чем ты думал?
- Ни о чем полезном, - он садится в седло осторожнее, чем раньше, снова ощущая слабость в ногах. - Просто задумался, что мы можем сделать.
Стражи сопровождают их обратно в Вергрен.
LII
- Ты ведь так и не понял, верно?
Мегера устраивается на камне, подвернув под себя одну ногу и полуобернувшись к востоку, где за протянувшимися на три кай лугами высятся, отбрасывая длинную вечернюю тень, городские стены.
Креслин старается не хмуриться, хотя знает, что скрывать свои чувства в такой близости от Мегеры - бесполезно. А улавливая бушующую в ее душе бурю, понимает и то, что любой ответ будет небезопасен.
- Я так не думаю.
Она вскидывает руки. Длинные полотняные рукава соскальзывают, обнажая обезображенные шрамами запястья.
- Ты видел их раньше. Не вздумай сказать "нет"!
- Я и не думаю.
Он мог бы устранить эти шрамы, но считает это бессмысленным до тех пор, пока шрамами покрыта ее душа.
- Железо, холодное железо, каждый день с тех пор, как... как я перестала быть маленькой девочкой. Ты знаешь, каково это? Знаешь?
- Нет.
- А потом Риесса, моя дорогая сестрица, и Дайлисс заменили то холодное железо на раскаленное. Закалили мои оковы в твоей крови, связав мою жизнь с твоей. Ты знаешь, каково чувствовать дар и не иметь возможности использовать его? Во всяком случае, в полную силу? Без боли?
Не иметь возможности использовать дар... Чей - свой или его?
- Продолжай, - просит он.
- На самом деле ты не хочешь слушать.
- Почему? - он пристально смотрит на нее. - Я же попросил тебя продолжать.
- Нет, - она отводит глаза. - Я не хочу стать посмешищем, даже в глазах в общем-то неплохого, хоть и туповатого малого.
- Прекрасно, - фыркает Креслин. - Не хочешь о себе - не надо. Поговорим обо мне. Скажи на милость, зачем ты показала, где я нахожусь, гнавшимся за мной Белым? Это едва не стоило мне жизни!
- Что?!
- Ты прекрасно знаешь, что. Ты и твоя проклятая птица кружили у меня прямо над головой до тех пор, пока не привлекли внимание мага.
- Ты так себе это представляешь? - едва ли не с восторженным удивлением спрашивает Мегера.
- А разве это не так?
- Откуда мне знать? - она снова поднимает руки, показывая шрамы. Откуда мне знать, если всякий полет мысли обжигает кожу и испепеляет душу. Если долгие дни видишь солнце лишь сквозь оконную решетку? Ведь только совсем недавно я смогла действовать, не опаляя себя.
- Так ты не знаешь? Я хочу сказать, ты не видишь ту проклятую птицу, глазами которой меня выискиваешь?
- Конечно нет, идиот! Какая там птица! Смог бы ты вызывать свои дурацкие бури, держа руки на раскаленной решетке? А хоть бы и смог - много бы тебе запомнилось сопутствующих подробностей?
Позади Мегеры на камень мостовой падает тень. Креслин видит мрачную физиономию Флорина. Герцогский страж-мастер молча кивает ему и отходит в сторону с неким подобием улыбки на обычно угрюмом лице.
- Ты не понимаешь? Ты что, действительно не понимаешь? - требовательно спрашивает Мегера.
Креслин сдерживался слишком долго, и тут его прорывает:
- Какого ответа ты от меня ждешь? Скажу "понимаю" - ты заявишь, что это ложь. Признаю, что нет, - ты проклянешь меня за неспособность проникнуться твоими страданиями. Но раз уж на то пошло, скажу: ты заклеймила себя сама! Сама оковала себя холодным железом. Да, да! У тебя был выбор. Не слишком богатый, но был. В свое время ты могла уйти, как на том пиру. Уйти! Какой страж мог бы тебя остановить? Ты сетуешь, но тебе не приходилось бороться за право каждого самостоятельного шага! Не приходилось утверждать себя в состязании со стражами Западного Оплота! Не приходилось зимой пешком перебираться через Закатные Отроги. Белые маги не похищали твою память. И наконец, никто не бил тебя дубинкой по черепу. Я по своей воле никогда в жизни не делал тебе ничего дурного. Твоя сестра - может быть. Маршал - может быть. Но не я. Так что перестань винить меня во всех своих бедах.
Мегера слушает его с открытым ртом, но едва он умолкает, начинает говорить она:
- Ты... Ты так ничего и не понял! Твой разум - если он у тебя вообще есть - неприступнее твоего драгоценного Западного Оплота! Тебя обучили как воина - кто смог бы тебя остановить? Ты один из самых могущественных Магов-Буреносцев - кто смог бы тебя остановить? Единственные сковывающие тебя цепи - у тебя в голове, и ты до сих пор от них не избавился!