— Пожалуй, да. Как минимум надо с ней встретиться без лишних глаз. Кстати, о глазах. Куда девался юный де Буасьер?
— За рубашкой уметелился, — усмехнулся Лис. — Правда, за это время уже можно было вырастить лен и из собранного урожая наткать новых рубашек, но мало ли? Может, какая бургундская дама остановила мальчика, дабы полюбоваться его торсом. А! Вон он. Кстати, в рубашке. И, шо показательно, в портках.
— Монсеньор, — едва приблизившись, начал детинушка, — моя троюродная прапрапрабабушка хотела бы свидеться с вами.
— Прапрапра, — лишний раз уточнил Лис. — Ты ничего не путаешь?
— Нет, — обиженно замотал головой Кристоф. — Но сегодня уже вечер. Завтра — суббота. Стало быть, в воскресенье, если вашей милости будет угодно…
Камдил удивленно посмотрел на напарника:
— Пожалуй, будет угодно…
Глава 6
«Гостю следует держаться так, чтобы хозяин чувствовал себя как дома».
Тамерлан ехал по городу на роскошном туркменском жеребце, покрытом богатым ковром. Не раз и не два Великому амиру доводилось въезжать в побежденные города. Всякому было известно, что еще со времен Чингисхана в Орде властвует военный обычай. Если город добровольно открывает ворота и соглашается платить дань, любой грабеж, любое насилие против жителей приравнивается к преступлению против хана. Османские сипахи и янычары рыскали по улицам и площадям вечного города, бросая на горожан яростные взгляды, но не решаясь открыто нарушить указ Железного Хромца. Для особо ретивых грозным напоминанием служил десяток отсеченных голов, выставленных на пиках перед императорским дворцом.
Тамерлан любовался величием огромного города, вернее остатками его величия. После нашествия крестоносцев две сотни лет назад Константинополь так и не смог вернуть себе прежние богатство и могущество. Но все же, даже в таком не праздничном виде, город потрясал красотой древних храмов, огромных цирков, стройностью колонн и величием статуй.
«Конечно, — рассуждал Тимур, — Аллах запретил изображать человека, но ведь эти прекрасные изваяния сделаны до того, как правоверные узнали о воле Аллаха, милостивого, милосердного». Он внимательно выслушивал Хасана Галаади, переводившего слова императора Мануила, любезно вызвавшегося показать владыке тартарейцев ромейскую столицу. Слушая рассказы о прежней славе кесарей-василевсов, Тимур степенно кивал, то и дело бросая взор на императора. Османы в один голос говорили, что тот, по неведомому повелению свыше, похож на самого пророка Магомета. Великий амир не мог точно сказать, так ли это, но достаточно было взглянуть на венценосного провожатого, чтобы уразуметь, что пред тобой государь.
— …позже выяснилось, что дочь Анны Комнины, Никотея, пыталась злоумышлять против василевса, желая взойти на трон вместо законного наследника, будущего Мануила I. Она уже заручилась поддержкой многих владык северных варваров, и, казалось, никто в мире не может остановить ее. Однако Господь милостью своей хранил вечный город. Она выпила из кубка, который подала ей рабыня, — рассказывал Мануил, поглаживая гриву своего коня.
— Конечно, вино было отравлено?
— О нет! — улыбнулся император. — Рабыня-персиянка действительно была известна как непревзойденная мастерица по изготовлению ядов. Но весь фокус в том, что вино как раз не было отравлено. Никотея незадолго до этого ради удовлетворения своей злобы обрекла рабыню на смерть. Однако та выжила и задумала отомстить. И не просто умертвить бывшую госпожу, она желала поглядеть ей в глаза перед смертью.
— И что же?
— Когда севаста Никотея отпила из кубка, рабыня сорвала чадру со своего лица.
— Это великий грех, — покачал головой Тамерлан.
— Может, и так. Но, увидев перед собой известную отравительницу, Никотея настолько испугалась, подумав, что вино отравлено, что яда и не понадобилось. Она умерла от неожиданного испуга.
— Поучительная история, — кивнул покоритель мира. — Всегда интересно слушать о преданности, измене и мести. Вот, к примеру, не далее как сегодня султан Баязид прислал ко мне раба с жалобой на тебя. Он пеняет, что ты убил его подданных — воинов Мир-Шах паши, и желает, чтобы ты был наказан за их смерть.
— Какова же твоя воля, Великий амир?
— Я был удивлен этим письмом, о чем и сказал султану. Мир-Шах предал его, перейдя к тебе, затем пожелал сменить хозяина и вновь предал. На этот раз и тебя, и Баязида. Ведь, опасаясь праведного гнева, он пошел не к нему, а ко мне.