- Сайаха, шмон! Ахи хош, шмон?
Что мне говорили, я не понимал. Какой-то совершенно незнакомый язык, гортанные звуки немного на иврит похожи, но ни одного знакомого слова, кроме "шмон", не попадалось. Но и без слов было понятно, что от меня хотят. Чтоб я не притворялся, что без сознания.
Когда я открыл глаза, сильно об этом пожалел. В прошлый раз вокруг был простой лес, теперь же надо мной склонилась страшная звериная физиономия, с огромными клыками и хищным прищуром глаз. У меня сердце чуть из груди не вылетело. Дело в том, что в тот момент я до сих пор не понял, что это - другой мир. Продолжал упорствовать в своем заблуждении, что "друзья пошутили". Нашли какую-то актрису-цыганку, рыцаря на киностудии Довженко снарядили, а теперь монстр…
Впрочем, я быстро успокоился. Монстр оказался не настоящим. Это было какое-то чучело, висящее на потолке.
- Са сайаха? - раздалось сбоку.
Я обернулся, и обомлел. У девушки, которая со мной говорила, был не только божественный голос, а и сама она была редкой красоты. Тонкие черты лица, без признаков косметики, иссиня-черные, ниспадающие до плеч, густые волосы, глаза, в которых можно утонуть… Мечта. Всегда хотел с такой встретиться. И вот сбылось. Правда, я тогда еще очень мало о ок'Авьен знал. Да я ничего о ней не знал. Я даже имя ее не знал. И на каком она языке говорит. И кто она такая. Вот и спросил, как если бы она была самой обычной девушкой.
- Прости, красавица, ты не подскажешь, где я? А то на меня в лесу какой-то рыцарь наскочил, как настоящий. Я упал, ударился, потерял сознание, очнулся, вот и думаю… Прости, а как тебя зовут? Я Моше.
- Са ун шеля! - пожала она плечами, и улыбнулся.
К такому я был не готов. Я, вообще, к человеческим недостаткам спокойно отношусь. У кого бородавка на носу, у кого бельмо на глазу, а у одной моей знакомой даже усы росли, она их брила, но иногда забывала. Но с таким я еще никогда не встречался. У этой девушки зубки были не как у человека, а как у кошки! Мелкие острые клыки, такие только у хищников бывают.
Впрочем, в голосе ее не было угрозы. Так что я успокоился, и решил со всем разобраться.
- Я Моше, - сказал я, указав на себя пальцем. - Моше. Ты? - указал пальцем на нее.
- Ер ок'Авьен. Са Моше. Ер ок'Авьен.
- Я понял, я Моше, ты ок'Авьен. Ер Моше, са ок'Авьен?
- Ор, ор! - подтвердила она, и так я узнал, как на местном языке будет слово "да".
Так начался мой первый урок. Я благодарен Авьен. Она была очень хорошая учительница, я иногда не мог придумать, как объяснить слово, и тогда она приходила мне на помощь. У нее все получалось. Только за первый урок, он длился несколько часов, я освоил под сотню базовых слов. Теперь я мог сказать "да", "нет", "я голоден", "я хочу пить", "я не понимаю". Трудности иногда возникали, но мы с Авьен их по мере поступления решали.
Урок наш проходил там же, где я очнулся - в бревенчатом сарае, куда местные жители скидывали весь ненужный мусор. Тут валялись какие-то ящики, поломанные лопаты и грабли, погнутые вилы, перекошенные сундуки, разбухшие от влаги доски. Окон не было, но через несколько дырок в крыше поступало достаточно света. Мы с Авьен сидели на сухой траве, кем-то насыпанной в углу.
Но это мне только сначала показалось, что трава просто случайно оказалась тут наваленной. Потом я присмотрелся, и понял, что тут живут. Для кого-то этот сарай с чучелами, прибитыми к потолку, и поломанным садовым инвентарем был родным домом. Я бы спросил у Авьен, кто тут живет, но пока еще словарного запаса не хватало.
Что меня порадовало в местном языке - очень простые грамматические формы. Тут не было множественного числа, падежей или лиц. Все ударения только на последнем слоге, звуки - как в русском, только "х" гортанное, и "н" носовое, как во французском. Слово, например "сайаха", имело разные, в зависимости от контекста, значения. Это было и "вставать", инфинитив, и "вставай", "поднимайся", "вставайте", побудительные формы единственного и множественного числа. "Ер сайха" - "я встаю", "са сайха" - "ты встал", "ты проснулся". "Ун" - "не", "нет". "Ер ун сайха" - "я не встаю", но "Ер сайха ун" - "я встаю наоборот", или "я ложусь".
Порядок слов имел большое значение, но все было логично. Отрицания до глагола означает не действие, отрицание после - обратное действие. Все просто и логично. Казалось, что этот язык специально создали и отшлифовали так, чтоб его было максимально просто учить.
Мы с Авьен уже покончили с основными глаголами, и переходили к существительным, когда дверь сарая открылась, и внутрь заглянула какая-то физиономия. Какая - я не мог на светлом фоне дверного проема различить, солнце прямо в глаза светило.
- Ок'Авьен, са хурдах ун? Шмон шельма?
Эти слова, кроме "шмон", я все уже знал. "Хурдах" - "начинать", значит "хурдах ун" - "заканчивать", "шельма" признак завершенности, финального состояния, окончания процесса. То есть это примерно можно было перевести так: "Авьен, ты закончила? Шмон уже готов"? Что "шмон" - это меня так называют, я тоже понял, а потому ответил вместо девушки
- Авьен ун хурдах ун, - типа "Авьен еще не закончила", - Харба?
"Харба" - хорошее слово. Универсальный совершенно вопрос. Его можно перевести как "что?", "в чем дело?", "что тебе надо?", "не понял, уточни". Не грубое, но в то же время требующее ответа. Когда мне Авьен что-то долго объясняла, а я говорил в конце "харба!", это значило - "повтори". И она послушно начинала с начала.
Но Авьен меня не похвалила за такие успехи, а наоборот. Набросилась, начала что-то лепетать. А потом к тому человеку в дверях подошла, они долго говорили, я ничего не понял. Кроме постоянно звучащего слова "шмон", то есть речь явно шла обо мне. Наконец, сошлись на каком-то мнении, девушка подошла ко мне и попросила:
- Са бербаал ур.
Это слово я тоже знал - "бербаал", это "ходить", значит "са бербаал ур" - "ты ходить я", или "иди за мной". Очень простой язык. Когда я учил иврит, мне было намного сложнее. Тем более, его я учил самостоятельно, по учебникам и кассетам. Когда во мне пробудилось мое еврейское начало, был такой период, и я решил ознакомиться с культурой моей исторической родины, так сказать, а оригинале.
Авьен действительно хотела, чтоб я пошел за ней. Мы вышли из сарая, и только тут до меня дошло - я в другом мире. То есть я и раньше, когда зубы своей учительницы увидел, заподозрил неладное. И потом, когда обнаружил, что у нее зрачки - как у кошки, вертикальные. А теперь убедился окончательно. Потому что в моем мире таких, как это, поселений не водилось.
Я много где побывал. В индейских резервациях, в израильских кибуцах, на стоянках египетских бедуинов. Не говоря уже о европейской и американской глубинке, от сибирских экопоселений, куда уходили люди жить в единении с природой, до самых престижных районов Бэвэрли Хилз. Но таких, как это, мне нигде человеческих поселений не встречалось.
Да и человеческим оно было только условно. Скорее гуманодиным. Вроде и люди вокруг, а у кого зрачки вертикальные, у кого не две, а четыре руки. Я даже одного кентавра увидел. Самого настоящего. Как я тогда опять сознания не потерял - сам не знаю. Наверно, лимит свой уже исчерпал. Увидел кентавра, и даже не удивился. Только это был не совсем кентавр. У него нижняя половина туловища была не лошадиной, а, скорее, козлиной, да и торс на человеческий только отдаленно походил. Например, уши у него были тоже козлиные. И нос. Разве что руки человеческие, с пятью пальцами. Причем кентавр этот не диковинкой местной был, а дворником. Он дорогу метлой подметал.
Но даже если бы на улице было пусто - я бы все равно понял, что это другой мир. Сбитые добротные бревенчатые дома поднимались на пять-шесть этажей вверх, этакими цилиндрическими башнями, и на крыше каждой был золотой шпиль. Или дорога. У нас какие они бывают? Грунтовая, асфальтированная. Может быть щебенкой засыпана, или брусчаткой выложена. А тут дорога - монолит. Тогда я даже не понял, из чего она сделана. Только потом узнал. Керамика. Высокопрочная керамика, обжиг при высокой температуре. Не трескается, не крошится. На местной поселковой дороге можно гонки Формулы 1 проводить, болидам тут как раз комфортно будет. Двери почти во все дома двустворчатые, в обе стороны, как в американских салунах времен дикого запада, открываются.