Нет, на самом деле, понятно, что говорил он не так. Просто если переводить всю ту заумь, что этот всезнайка высказывал, на русский язык, то примерно такое и выйдет. Не только мне это было скучно слушать, а и остальным, тем более мы уже с первых слов поняли, что произошло. На юге Латакии началась крупнейшая за историю страны эпидемия домашнего скота (с летальным исходом), которая стремительными темпами продвигается на север. Собственно говоря, эту новость уже так давно все ждали, что она даже удивления не вызвала. "И скот, словно вор, украдет лютый мор" - пока Предсказание не давало поводов усомниться в своей правдивости, и все, что оставалось делать - ждать, пока пересохнут реки и начнется настоящий голод, от которого будут пухнуть "и старец, и млад".
То есть это магам оставалось делать. Я, вообще, люблю все новое, но их "совет" мне за одно заседание до чертиков наскучил. Если в прошлом, Совете Латакии, мы хоть делом занимались, то тут люди просто чесали языками, и собравший всю эту говорильню Жан-Але, наверно, и сам был не рад своей идее. Но отступать ему уже было поздно, пот и приходилось хоть как-то пытаться направить деятельность аршаинов в конструктивное русло.
Это все мне Ахим объяснил. Он пришел в нашу с Гобом комнату, и сказал:
- Ты не обижайся на Жана-Але, он уже стар, а решил такую ношу на свои плечи взвалить. Мы ему помогаем, чем можем, но я и сам не верю, что эту толпу можно превратить в реальную силу. Я ведь потому когда-то и ушел от остальных магов, организовав свою школу, что они все слишком закостенели. Они, хорошие в принципе люди, не видят ничего, дальше своего носа, и сколько мы не пытаемся с Жаном-Але раскрыть им глаза… Пока без толку.
Ахим много чего говорил. Он рассказал, как к нему прилетел араршаин, вынудивший Растерзала покинуть свое добровольное затворничество в стенах школы и вернуться к жизни Латакии. Рассказал, как ему больно было бросать учеников, оставляя их на таких, как шаин Здас и шаин Сис - они у меня еще в свое время лабораторные работы вели. Рассказал, как тут, в Хонери, им с Жаном-Але приходилось вылавливать прибывающих аршаинов, вечно витающих в облаках и не сразу способных заметить, что в городе поменялась власть и начались масштабные чистки инакомыслящих. О чем Ахим ни слова не сказал, так это о Иссе. Из чего я заключил, что он, шмон, как и я, тоже осуждал поступок ширая, но не мог ничего с этим сделать.
- Ахим, - сказал я, когда мой учитель закончил свою речь, - я не хочу тут сидеть. Я не умею открывать другим глаза, вы с этим вправитесь все равно лучше.
- Да, это будет правильный выбор, - согласился Растерзал. - Если кто и может сейчас что-то сделать, то это ты. Нет, я не думаю, что ты и есть "святой и безгрешный юнец", но чтоб он пришел, и спас наш мир, мы тоже должны что-то делать. Я не буду давать тебе никаких наставлений, ты сам понимаешь, что должен быть осторожным и что любая твоя ошибка может стать тем камнем, который вызовет лавину. И не только твоя. Латакия балансирует на краю пропасти, и от каждого из нас зависит, сможет ли она устоять.
- Гоб, ты пойдешь со мной? - спросил тогда я у своего друга. - Предупреждаю сразу, то, что я собираюсь сделать, тебе может не понравиться, мало того - стоить жизни нам обоим.
Конечно, я и тогда понимал, что это риторический вопрос. Загадочно выковыривая своими огромными клыками нечто серо-буро-малиновое из ушей, Гоб лишь улыбнулся в ответ, подтверждая, что та просто теперь ему от меня не отделаться.
Мы еще долго говорили с Ахимом, а потом пришел Жан-Але, и они вдвоем выполнили формальности, после которых я мог уже на законных основаниях зваться не шаином, а аршаином. Впрочем, меня и так иначе никто уже давно не звал, так что это действительно была лишь дань традиции, не более. И правильно. Я тоже считаю, что даже в такие тяжелые времена не стоит забывать о мелочах, оставляя все на "послевойны".
Потом все ушли, а мы с Гобом завалились спать. Так прошел один из самых тяжелый дней в моей жизни, но я еще засыпая знал, что следующий день будет не легче.
Рано утром мы ушли из замка, и направились не куда-нибудь, а в больницы, приюты и другие места, где меня все знали и помнили. Причем я шел совершенно открыто, с гордо поднятой головой, а Гоб за мной тенью скользил. Если это страшилище перекошенное можно тенью назвать. С приходом новой власти все мои сбережения, естественно, оказались разграблены, все мое имущество конфисковано, но мне оно и не нужно было. Люди, к которым я приходил и которые узнавали во мне "исполнителя последнего желания", не просили золотых гор или райских садов. Пришли тяжелые времена, и желания стали проще. Особенно меня поразила одна мать, попросившая, всего лишь, накормить ее детей. Я пообещал не просто их накормить, а и позаботится, чтоб с ними и дальше все было в порядке, после чего счастливая мать умерла, одарив меня очередной порцией жизненной силы.
Я вообще давно хотел составить, как в компьютерных играх, в которые играл в детстве, этакую "шкалу магии", где как-то численно описать свой внутренний резерв "маны", сколько мне приносит одна добровольная жертва, сколько нужно на то или иное заклинание, сколько я могу черпать из собственных резервов. И так далее. Но так до сих пор и не получилось. Как обычный человек не может сказать, сколько калорий он получил во время обеда, так и я не мог оценить, сколько в меня вошло магии. Чувствую, что "сыт", а других инструментов, кроме интуиции мага, тут еще никто не смог придумать. Ахим говорил, "если ты думаешь, что твоих сил хватит только на дюжину заклинаний, то ты не никогда не станешь аршаином".
Долго мне, естественно, работать не дали. Может даже никто не доносил, просто меня еще на прошлый день хоть кто-нибудь да должен был опознать, а тут я появился в местах, где меня знал каждый, да еще и занимаясь своим прежним делом. Понятное дело, что поползли слухи, которыми по долгу службы обязаны были заинтересоваться "истинные стражи Латакии". Так и вышло. Буквально через несколько часов в палату, где я беседовал с очередным больным (по-моему это был молодая зеленокожая девушка, умиравшая от многочисленных побоев, но точно не помню), ввалились солдаты, которые нас с Гобом схватили и увели. То есть условно схватили. Они сделали вид, что нас поймали, а мы - что поймались. То есть меня бы они может и схватили, но Гоб решил по-своему, а спорить с озверевшим улыбающимся гоблином, размахивающим двумя ятаганами, никто не рискнул. Да мы и не сопротивлялись, только попросили, чтоб нас, прежде чем в темницу кидать, на встречу с "учителями" доставили.
Я был уверен, что Беар и Яул захотят лично поговорить со мной, и не ошибся. Бывшие магистры и шираи, а ныне духовные наставники "учения", согласились нас принять. Причем, судя по всему, и мое появление в городе, и открытое желание поговорить с ними стало для "учителей" полной неожиданностью. Не скрою, и для меня тоже - еще менее суток назад я и сам не думал, что так поступлю.
- Что ты хотел нам сказать, приспешник шираев? - спросил меня Беар, когда мы остались наедине. То есть условно наедине. Два на два - "учителя", Гоб и я.
- Оставь эту риторику, Беар, - отмахнулся я. - Я пришел не как враг, и кому, как не тебе, знать об этом. Неужели ты забыл меня?
Беар задумался, но наконец в его глазах мелькнула искра узнавания.
- Да, я вспомнил - ты один из тех шаинов, приспешников шираев, которые прошлым летом шли в Пограничье, что там предать…
- Оставь, Беар! - остановил я "учителя", пока он сам себя не завлек своей риторикой. - То, что было, прошло. Ты тогда тоже был шираем, но ведь теперь ты осознал свою ошибку? Помнишь те слова, что ты мне сказал во время нашего похода? "Была б моя воля, я бы отказался и от того, чтоб меня величали шираем - я просто человек, но мир пока еще не готов к этой простоте". Это ведь твои слова, тогда я их еще не понял, и только недавно до меня дошла вся глубинная суть этой мысли. Ты ведь еще тогда, когда не осознал истинной сути шираев, уже был готов отказаться от этого постыдного знания, став простым человеком.
- Да, это мои слова, - подтвердил Беар, скорее даже не мне, а Яулу, который с интересом вслушивался в нашу беседу. - Но я помню и другое. Я помню, что ты был вместе с вождем предателей Иссой и его подлым слугой Жаном-Але, позорящим звание араршаина.