Подавив очередной спазм, встала, утёрла слёзы и побрела прочь.
Как же я снова переступлю порог Башни духов, если абсолютно всё тут напоминает о нём? Сейчас впервые до конца поняла Иствана. Он не мог не уехать, если любил её, я бы тоже уехала, только мне нельзя.
Выйдя на улицу, в отчаянье, уже не веря, вновь повторила имя Эрно. Не слышит.
Больно-то как! Так больно, что дышать не могу. Рёбра врезались в сердце.
Уткнулась лбом в мшистые камни, обняла их и прокляла богов. Знаю, они покарают, но теперь всё равно.
— Да что случилось-то? — встревоженный Винс теребил за плечо.
— Уйди! — не своим голосом окрысилась я. — Чего вылупился? Шёл куда-то — так иди.
— Я помочь хочу, — опешил юноша.
— Оставь меня в покое! — едва не ударив, рванулась прочь, к бурно разросшемуся шиповнику.
Колючки царапали руки, но я не замечала. Звуки, запахи потускнели, в мыслях властвовал Эрно. Я бы и зомби приняла, видит, Макошь, приняла бы. Плакала бы, но не прогнала.
— Она там, плачет, — долетел, будто издалека, голос Винса.
Значит, кто-то из магов идёт. Будет донимать вопросами… Не хочу! Не желаю никого видеть, дайте похоронить Эрно в одиночестве…
Какая же я дрянь, лезла сапогами в чужую душу! И ведь тоже думала, будто помогаю. Воистину, невозможно понять чужую боль, пока не испытаешь подобного сам. Сочувствие, расспросы — от них ещё горше. Мне бы не жалеть никого, просто встать и уйти, но нет же, я упорно вызывала людей на откровенность, ковырялась в ранах!
Оглянулась — Авалон. Знаю всё, что он скажет, и не желаю слушать. И жалости не желаю.
Сама ужаснулась мысли, которая мелькнула на краешке сознания: можно взять и уйти, так легко оборвать все страдания. Лич получит обещанную плату, Кристоф сохранит душу — уверена, именно это он пообещал взамен на наше спокойствие.
Зачем мне жизнь без тебя, Эрно? Только с тобой я поняла, как она прекрасна. Все остальные — это такие пустяки, это не любовь, а ты…
Спряталась в тени башни и запрокинула голову. Высокая. Просто сделать шаг…
Мать, отец, сестра… Нет, не могу. Хотела бы, но не могу. Лучше носить боль в себе, чем причинить её тем, кого любишь. Они не заслужили страданий.
Но стоять здесь нельзя: Винс с Авалоном быстро найдут, затащат чаёвничать, требуя излить душу. И не поймут, что не желаю я говорить, не желаю видеть людей.
Со страшной силой потянуло на кладбище, на могилу Эрно. Плита, наверное, разбита — вот и займу руки, раз не в состоянии занять мысли. Всё лучше, чем просто выть от тоски. Одно плохо — путь на кладбище через весь город, мимо Авалона, Винса, мамы…
Проверив, не видно ли меня, метнулась к дому Кристофа. Ага, как и предполагала, там есть сад, даже пасека, вот через неё, задворками, и выберусь из Верешена. Сделаю круг, немного успокоюсь и решу, что говорить остальным. Потом всё равно придётся, не оставят меня в покое.
Кое-как перелезла через забор — не до поиска калитки — и припустила мимо цветущих яблонь и жимолости. Как вор. Мысль о поисковом заклинании подстёгивала, заставляла быстрее перебирать ногами.
Подвели туфли. Когда шла к Башне, не планировала, что придётся бежать, вот каблук и завяз в земле. Я упала и с грохотом опрокинула лейку.
Тут же хлопнуло окно на втором этаже.
Не нашла ничего лучше, чем распластаться на земле.
Лишь бы Кристоф, или кто там, не увидел!
— А ну-ка брысь отсюда, воришки! Учтите, я для вас сюрприз заготовил.
Ох, знать бы, магический или нет?
Плохо-то как! Шум привлечёт разыскивающих меня магов.
Сняла туфли и, позабыв о конспирации, рванула к ульям. Надеюсь, не покусают. А, неважно, не умру, а умру… Какие мелочи, Рената, вспомни Эрно. Из тебя не вытащат душу, не выпьют жизнь, не разорвут на части заклинанием, не заставят мучиться в подвале, годами оплакивая горькую судьбу.
— Рената? — полетел вслед удивлённый голос Кристофа.
Ну почему у него такое зрение? Оказалось, в спальне интенданта стояла подзорная труба. Вот Кристоф и навёл её на воришку.
Даже не подумала останавливаться.
— Кристоф, — а вот и голос Авалона, — доброе утро. Ты Ренату не видел?
Замерла в ожидании ответа и с удивлением услышала отрицательный.
Дальше коротко обсудили здоровье интенданта, и голоса смолкли, а окно захлопнулось.
Забор со стороны пасеки оказался выше, поэтому забраться на него с былой прытью не удалось. Вдобавок занозу в стопу загнала — без туфель же. Молчаливо ругнулась и сняла чулок. Вовремя, ничего не скажешь!
Пчёлы жужжали над головой, но пока не жалили.
— Рената, что вы там натворили? Ну, пожалейте меня, право слово, не бегайте. Вам-то что, а мне ходить тяжело.
Опираясь на трость с растительным орнаментом, в поле зрения показался Кристоф. В одних штанах, перебинтованный, словно куколка бабочки, с гримасой боли на лице. Каждый шаг действительно давался ему с превеликим трудом.
— Простите, я не хотела вас будить, просто тихо пройти задворками, — во мне зашевелилась совесть.
Подняла человека с постели, причинила неудобства…
Ай! Одна из пчёл таки ужалила. Замахнулась на её товарок и услышала окрик:
— Замрите лучше, не злите. Они не любят резких движений.
— И пойдёмте-ка в дом, — уже тише, вкрадчиво, добавил Кристоф. — Просто посидите и успокоитесь. На вас лица нет. От людей прячетесь… Я мешать не буду, уходя, сами дверь закроете.
— Простите, не могу, — лицо скривила судорога. — Не из-за вас, хотя вы… Вы тоже.
— Пойдёмте, — настойчивее повторил Кристоф. — Иначе вы дел натворите. Я это ой, как хорошо знаю!
Изумлённо глянула на интенданта. Неужели он догадался? Значит, всё видел. Предатели, всё предатели! Молчали и потворствовали.
Вскочила и предприняла ещё одну попытку перелезть через забор. В итоге зацепилась юбкой за доски и едва не порвала платья. Вот она, спешка, ни к чему хорошему не приводит.
— Одной хочется побыть, верно? — Кристоф подошёл ближе. Его пчёлы не кусали, признавали хозяином. — Рената, у вас полные глаза боли, и я догадываюсь почему. Осуждать не стану, не имею права. Да и за что? С предубеждениями давно расстался. Знаю, звучит как издевательство, но вам нужно сейчас успокоиться, иначе с ума сойдёте. Я знаю, каково это. Поэтому я могу понять, а Авалон нет. И утешать не стану, знаю, как раздражает чужая жалость.
Разумеется, я никуда не собиралась идти, но интендант бросил трость и протянул здоровую руку ладонью вверх. Больная плетью висела вдоль туловища. Кристоф стоял и ждал, потом устало улыбнулся:
— Боитесь? Я, конечно, не дух, с заклинанием правды сложнее, но есть клятвы, которые не нарушают. Дам любую.
— К чему такая откровенность? Лгать друзьям и изливать душу мне?
Я не верила ни одному слову.
— Потому что, Рената. Вы ведь со мной тоже разговариваете, а от Авалона сбежали. Хотя ему доверяете гораздо больше. Пойдёмте. Кажется, где-то завалялась бутылка креплёного. Дозировку белладонны пополам с коккулюсом и вереском выберете сами, но без этой настойки вы себя съедите. Только об одном прошу — не отравитесь! Бутылочка подписана как успокоительное с тремя плюсиками.
Вздохнула и неохотно согласилась. Кристоф помог слезть и посоветовал в следующий раз пользоваться калиткой, даже показал, где она.
— Зачем вы встали? Тяжело, же больно…
— Тяжело, — подтвердил интендант, — просто понял, вам тяжелее. Предупреждая вопрос: я ничего не знаю. Честно не знаю, Рената. И не видел его. Утешьтесь тем, что теперь Эрно обрёл покой. Для вас пытка началась теперь, для него длилась, пока вы рядом.
— Все в курсе, да? — упавшим голосом спросила я и, вспомнив, кто из нас здоровый, предложила Кристофу опереться о своё плечо.
— Не думаю, если только вы сами не рассказали. Просто я догадливый, — рассмеялся интендант, воспользовался помощью и пожаловался: — Ядвига на заклинаниях сэкономила, сказала, и так заживёт. Оно и понятно, у неё муж, тот же Истван…
— А ваша рука, она?..
Показалось, или в последней фразе прозвучала обречённая тоска?