…но потом вдруг…
(Шаде) «Ах, да перестаньте вы ссылаться на народ и его мудрость, фройляйн Шевола! Мы уже видели, чего стоит эта пресловутая мудрость; мы, коммунисты первого поколения, однажды уже заняли правильную позицию, вопреки народу! Мы знаем правду, мы обладаем правдой, зарубите это себе на носу, и мы будем ее защищать — если понадобится, опять-таки вопреки народу!» '
(Люрер) «У вас что, ничего другого в запасе нет? Вы говорите, как заезженная пластинка!»
(Шаде) «А вы говорите, как мой дядя, который был коммерсантом. Вы говорите 'мои читатели' так, как он говорил 'мои клиенты'. Ради своих клиентов он был готов на все!»
(Шевола) «Ты знаешь край, где свет не смешан с тенью? Туда, туда влечет меня томленье»{103}.
(Барсано) «Хотите, пополню ваше собрание анекдотов? Когда Xpущева шуганули, он написал две записки. И сказал своему преемнику: 'Если попадешь в безвыходное положение, вскрой первую. Если такое повторится — вторую'. Очень скоро его преемник оказался в вышеупомянутом положении. В первой записке он прочитал: 'Свали всю ответственность на меня'. Это помогло. Когда он снова попал в безвыходное положение, он вскрыл вторую записку. На ней значилось: 'Сядь и напиши две записки'».
(Конферансье) «Я крутильщик циферблатного круга, каждый час всё ставлю вверх дном, в этом цель моя и заслуга»{104}.
Крик тысяч желающих выехать на Запад прилип, как опасная инфекция, к балкону Немецкого посольства в Праге, с которого министр иностранных дел ФРГ провозгласил свободу{105}, одновременно прислушиваясь к своему усталому и больному телу, сороковой день рождения которого он предполагал отметить через несколько дней. К тому моменту, когда шесть поездов с выезжающими проходили через Дрезден, территория пражского посольства вновь заполнилась до отказа. Слух, что еще один поезд будет отправлен из Праги на север, через Бад-Шандау и Дрезден, подобно эпидемии распространился по городу — несмотря на опровержения по радио и в газетах, ложь и запугивания, а также ту отчаянную ярость, с какой, так сказать, дежурные морские офицеры пытались вычислить новое местонахождение подвластного им судна. Судно, которым, казалось бы, они управляли, больше не подчинялось их приказам, принявшим шизофренический характер, а подчинялось (как понял Meно, побывав на приеме для литераторов и художников, ежегодно организуемом Барсано)… — ветру, то есть той неконтролируемой, лихорадочно-мощной силе, которую власти на протяжении многих лет сдерживали методом угроз и обещаний, кнута и пряника.
Холод накапливался в блочных домах, в кухнях с купольной вытяжкой и буфетом, на дверцах которого болтались плюшевый утенок и лейпцигский ярмарочный человечек; в кухнях, где матери старились возле крошечных плит, подогревая детское питание или семейный ужин, приготовленный в соответствии с ассортиментом ближайшего гастронома: многометровые полки с мукой и солодовым хлебом, капустными кочанами и «местами для ничего»; в мясном отделе — пустые сверкающие крюки обычный товар под плексигласовыми колпаками: кровяная колбаса, зельц, требуха, caлo, а между ними — маленький алюминиевый Эрнст Тельман; холодный, насыщенный пылью воздух заполнял промежуток между кухней и жилой комнатой, где Песочный человечек желал юным пионерам спокойной ночи — с экрана телевизора, встроенного в стандартную «стенку " с матрешками и горняцкими вымпелами; холод царил в подъездах с висящими в них стенгазетами и объявлениями жилищно-эксплуaтaционной конторы («Же-Э-эК, Же-Э-эК», эхом разносилось по реке, так что слышно было и на корабле «Тангейзер», на границе с Атлантикой): уполномоченный по дому призывает всех на субботник! Граждане, не бросайте что попало в мусоропроводы! Поддержите массовую народно-хозяйственную инициативу («Мэ-энн-и, Мэ-энн-и», — пела птичка миноль-пироль) — приведите в порядок дорожки возле своего дома! Холод замораживал лужи перед блочными домами, грязные дороги затвердевали, ветер, мрачный бригадир, высасывал тепло из батарей центрального отопления, срывал транспаранты с Дома культуры, рылся в мусорных контейнерах, среди которых дети после уроков играли в индейцев
103
Аллюзия на песню Миньоны из «Вильгельма Мейстера» Гёте: «Ты знаешь край лимонных рощ в цвету <…> / Ты там бывал? Туда, туда / Возлюбленный, нам скрыться б навсегда». Перевод Б. Пастернака.
105
На территории этого посольства с лета 1989 г. проживало около 4000 беженцев из ГДР, желавших получить разрешение на въезд в ФРГ. В 7 часов вечера 30 сентября 1989 г. министр иностранных дел ФРГ Ханс-Дитер Геншер обратился к ним с балкона посольства с такой речью: «Дорогие соотечественники, мы пришли к вам, чтобы сообщить, что сегодня ваш выезд в Федеративную Республику Германию стал возможным». После отправки этих людей, к 4 октября на территории посольства собралось около 5000 новых беженцев. 28 октября они были отправлены в Западную Германию, но к 3 ноября набралось еще 5000 человек. 3 ноября в 9 вечера заместитель министра иностранных дел ЧССР объявил с этого же балкона, что все граждане ГДР без разрешения их правительства могут свободно выезжать с территории ЧССР на Запад. Эти события непосредственно подготовили падение Берлинской стены.