— Если таково ваше мнение обо мне, зачем вообще вы меня пригласили?
— Ах, дорогуша, очень хорошо, что вы рассердились. Авторы, которые способны сердиться, как правило, не совсем безнадежны. — Он смотрит на свои ногти, потом переводит взгляд на меня. — Вашей рукописью займется господин Роде, с которым, надеюсь, вы уже познакомились. Он опытный редактор, тонко чувствующий поэзию. И еще одно… — Шифнер достает с полки какую-то книгу. — Вы злоупотребляете точкой с запятой. Это роман Густава Реглера{24}. Знаете, кто такой Густав Реглер? Нет? А должны были бы… Вы сейчас сядете и проштудируете четвертую главу — посмотрите, как использует точку с запятой Реглер. Этот знак ведь — указательный палец, сверкнувший зеленый камень… — есть, по сути, замена точки! Вспомните о том правиле, что позволяет ставить точку с запятой перед «но» и последующим главным предложением. Проштудируйте старые грамматики! И помните: немецкий язык сложный, в нем, как может показаться на первый взгляд, много всяких несуразностей — однако, присмотревшись внимательнее, вы обнаружите, что для каждой из них имеются разумныe основания. Через час будьте любезны заглянуть ко мне снова.
Она так и сделала. Шифнер между тем успел поболтать по телефону, полистать папку с графиками, нарочито громко порассуждать вслух о том, в каких трех случаях после двоеточия полное предложение пишется с маленькой буквы, а еще — полакомиться мороженым из редакционного холодильника и сбрызнуть виски одеколоном. Он берет у нее книгу и ставит обратно на полку. Потом бросает красноречивый взгляд на ее грудь, дарит ей несколько выпущенных нами книг общей стоимостью в тысячу марок и — отпускает с миром.
К Лейпцигской ярмарке начинали готовиться за несколько недель. Туда ведь не для того ездили, чтобы подержать в руках несколько любопытных книг, пролистать их от начала к концу и обратно; туда ездили, чтобы заглянуть через какое-нибудь окошко в Землю обетованную. «Окошки» имели формат в шестнадцатую долю листа, или в восьмую, или в четвертую, или in-folio, но чаще всего были размером 19 x 12 см, без твердого переплета, зато с тремя рыбами на первой странице, или с надписью «rororo» на разноцветных корешках, или обложка была белая, но с рисунками, сделанными пастельным мелком: как увидишь такую, — говорил, к примеру, Никлас, — считай, мы у цели; потому что рисунки те вели свое происхождение от некоего господина по имени Челестино Пьятти{25}, а книги с его росчерком были целью, к которой стремились многие. 19 х 12 см — карманный формат. Этот размер проверяли и перепроверяли с линейкой, после чего Барбара{26}, вооружившись ножницами, создавала внутренний мир специального ярмарочного пальто, ибо где имеются карманные книги, там не обойтись без карманов.
ДНЕВНИК:
Сегодня я, зоолог по образованию, узнал следующее: оказывается, африканская пустынная саранча имеет сородича в Восточной Германии, а именно, книжную саранчу (Locusta bibliophila) — существо, которое передвигается на двух лапках, носит джинсы марки «Wisent» или «Boxer»{27}, домашней вязки свитеры с высоким воротником и оливково-зеленые либо землисто-коричневые «сутаны» (утепленные плащи), подол которых достает до икр (их шьют по спецзаказу в меховом ателье «Гармония» на Риссляйте, в свободное от работы время или по договоренности с шефом — ведь и он тоже имеет свои читательские пристрастия, — для чего Барбара, а при возрастании спроса и ее коллега, на один-два дня переключаются с работы по социалистическому плану на обслуживание планов индивидуальных). Упомянутая Locusta bibliophila питается книгами — но только такими, что происходят из несоциалистической экономической зоны. Атака книжной саранчи обычно планируется задолго до лейпцигского объедалова, генерально-масс-штабно, — и меня, ценного для них агента на форпосте под бумажными кометами, совершающими свой цикл и регулярно возвращающимися, они тоже теперь попытались прибрать к рукам: