В подобных случаях полагается вступать с самоубийцей в длительный душещипательный диалог, убеждая отказаться от своей вздорной затеи и расписывая преимущества бытия перед небытием, но Кит никогда не был силен в этих психологических штуковинах и уж точно не блистал красноречием. Да и счет времени шел на секунды. Она, фактически, уже падала.
Не рассуждая, он рванулся вперед, схватил девицу и понял, что, возможно, совершил роковую ошибку. Ошеломленная внезапным нападением, она истошно закричала и принялась столь отчаянно и дико вырываться, будто он не спасти ее пытался, а погубить. Влажный от подтаявшего снега мраморный подоконник был невероятно скользким, а чудовищная истерика придала миссис Лэнгдон нечеловеческий прилив сил.
– От… пустите!
На мгновение Кит был весьма близок к тому, чтобы исполнить ее просьбу. Он не сомневался, что она все же прыгнет и утащит его за собой, обрекая на страшную, нелепую и… чрезвычайно ироническую смерть. Совет директоров Корпорации будет биться в экстазе. У них наверняка случится множественный оргазм.
– Ну уж нет, – прошипел Кит сквозь зубы и ударил истеричную девицу по уху. Она выдохнула и обмякла, после чего он сумел оттащить ее от настежь распахнутого окна. Дьявол! Кажется, в запале он не рассчитал удара и отправил эту психопатку в нокаут. Теперь она и впрямь могла подать против него судебный иск. Что за наказание! Стискивая зубы, Кит свирепо тряханул ее. Миссис Лэнгдон открыла глаза. С губ ее сорвался маленький вопль.
– Что? Вы? Это опять вы? Вы что, ненормальный? Почему вы меня преследуете?
– Я? Преследую вас? Очнитесь, наконец! Я думал, вы давно ушли домой! Дайте угадаю. Вы решили срезать путь и выбраться через окно.
Миссис Лэнгдон опять рванулась, но Кит держал свою добычу крепко, будто в тисках.
– Это не ваше дело…
– Ошибаетесь. Все, что происходит в этом здании – мое дело, личное, персональное. Вам, наверное, все равно, пустоголовая вы дрянь, а я ненавижу беспорядок, ненавижу, просто ненавижу! И прекратите орать, не то я вас опять ударю.
Она притихла, поняв, что он не шутит. Холл начал очень быстро заполняться людьми. Сперва материализовались его телохранители, следом – двое охранников этажа и, наконец, поскольку все-таки сработал детектор-оповещатель, и сигнал о внештатной ситуации поступил на центральный пульт управления, прибыли сотрудники специальной оперативной службы Делового Центра.
– Милорд, это учения? – неосмотрительно поинтересовался один из них, в серой униформе, с реанимационным чемоданчиком в руках.
– Нет, не учения, – рявкнул Кит, – будь это учения, вы бы их завалили напрочь, идиоты!
– Мы прибыли через минуту двадцать три секунды, сэр.
– Значит, это слишком долго!
Кит был хорошим руководителем. Далеко не идеальным, но хорошим. Он крайне редко устраивал головомойки сотрудникам потому, что у него заныл левой коренной зуб, или он не выспался, или повздорил с женой, или просто потому, что мог уволить скопом всех этих ленивых недоумков. В подавляющем большинстве случаев разносы устраивались им по делу, и оттого были вдвойне страшны.
– Где шатались вы? – напустился он на охранника этажа.
Тот шарахнулся.
– Милорд, сейчас полночь, у нас пересмена.
Кит уставился на световое табло над лифтами. И верно – ровно полночь, тот таинственный час, когда кареты Золушек превращаются в тыквы, а у охранников случаются пересмены.
– Отлично. Я разберусь с вами. С каждым из вас! Позже. Заберите ее.
В его дальнейшие планы никак не входили заботы о красотке. Загвоздка заключалась в том, что бедняжка вцепилась в него, как утопающий за соломинку. Кит понимал, что так проявляется у нее инстинктивная, шоковая реакция, поскольку он был единственным, хоть чуточку знакомым ей человеком среди собравшейся в холле толпы, но легче ему от этого не становилось, совсем нет. Немного придя в себя, жертва его добросердечия стала горько плакать, задыхаясь и трепеща в его объятиях, как маленький, несчастный, выпавший из гнезда, птенчик.
– Тише, тише, – сказал Кит, поневоле смягчив тон, – прекратите плакать… как вас зовут?
– Шарлотта…
– Да. Успокойтесь. Вам надо пойти с этими людьми, Шарлотта, они помогут.
– Не хочу… я никуда не пойду…
– Перестаньте. Вас никто не обидит. Вам помогут. С вами поговорят. О вас позаботятся. О, черт. Принесите воды.
Ему подали воду. Кит жадно выпил полстакана, вторую половину набрал в рот, ухватил даму за подбородок, запрокинув голову, и выплюнул воду ей в лицо. Она отпрянула, униженная и оплеванная.
– Невоспитанная скотина! Вы меня ударили! По уху! А потом еще и плюнули!
– Дура. Истеричка. Дрянь, – ответил Кит, точно попадая ей в тональность.
Она всхлипнула, побелела и, кажется, собралась упасть в обморок. Ее подхватили под руки и потащили в лифт. На прощанье она поглядела на него ранеными синими глазами с такой горькой обидой, что Кит отчего-то почувствовал себя не в своей тарелке. Он проследил, как створки лифта с музыкальным «дзинь» сомкнулись за ней, перевел дух и, наконец, закурил, но в спину повеяло мертвенным холодом, и сигарета потухла.
– Закройте кто-нибудь треклятое окно! – рявкнул он.
Докурив, он отчитал нерадивых служащих всех вместе и каждого по отдельности, потом вернулся в галерею и распрощался с Серафиной. Потом спустился в Корпоративную штаб-квартиру и зашел в свой кабинет. Выкурил четыре сигареты, пропустил три рюмашки, проглотил две таблетки аспирина Эймса и выпил одну чашку кофе. В перерывах посмотрел стопки документов, поставил на них сиятельные подписи и резолюции. Когда он уже закончил, набросил пальто и собрался забрать сахарницу (чтобы по дороге домой занести в корпоративный отдел Экстренной Доставки, работающий круглосуточно), в дверь просунулась весьма обаятельная, хоть чуть помятая и слегка нетрезвая физиономия.
– Все работаешь, милый мальчик, – протянула физиономия с укором.
– Я уже ухожу. Ты за душенькой?
Ричард кивнул.
– А то поехали с нами. Посидим, пропустим по стаканчику, персик сыграет нам на арфе.
Кит передернулся.
– Уволь, мой сахарный, не сегодня. Мне надо о многом подумать. Вот ты знал, например, что люди голодают.
– Как – голодают? – поразился Торнтон.
– А вот так… им нечего есть.
– Вечно ты со своими дурацкими шуточками. Кстати, что там случилось.
– Где?
– В холле. Серафина сказала мне, там громко кричали.
– Я ничего не слышал. Вечно твоя душенька жена что-то выдумывает. Все, я домой.
– Давай хоть обнимемся, – предложил Торнтон, подумав.
– Ну? Теперь я могу идти?
– Да.
– Веди себя хорошо, Ричард, будь паинькой, не шали.
Простившись с Торнтоном, Кит совершенно забыл о сахарнице, которая так и осталась лежать в ящике стола. Спустившись вниз, он остановился в вестибюле первого этажа, поразмыслил минутку и решил узнать, как обстоят дела у спасенной им девицы. Зайдя в медпункт, он выслушал отчет о ее состоянии. Ему доложили, что ярко выраженных душевных расстройств у миссис Лэнгдон как будто не наблюдается; она также не находилась под воздействием наркотиков, алкоголя или лекарственных препаратов. Было похоже, что попытку самоубийства бедняжка предприняла спонтанно, в состоянии сильного душевного волнения. Ей дали успокоительного и горячего чая, но пролить свет на причины своего кризиса она решительно отказалась.
Кит послушал, покивал. Держать ее здесь насильно и расспрашивать помимо воли они не имели права. Он развернулся, собираясь уйти, но передумал, вдруг поняв, что, если не зайдет и не проверит, как она там, то будет до конца дней терзаться угрызениями совести и сомнениями, что сделал не все возможное.
Заглянув в уютную комнатку, Кит понял, что миссис Лэнгдон уже лучше – судя по ненавидящему взгляду, который она бросила в его сторону. Она сидела на кушетке, завернутая в плед, держа в руках большую керамическую кружку с чаем. Синие глаза покраснели от слез, каштановые кудри потускнели и спутались, аккуратный носик чуть припух. Она выглядела совсем юной и не походила ни на дрянь, ни на истеричку, ни на дурочку. Просто славная молодая леди, у которой выдался на редкость тяжелый день. «Тем более несправедливо, – подумал Кит, – несправедливо и глупо. Ладно, будь она страшненькая, но ведь нет…»