А вот это она напрасно. Кит знал, что ни о чем они не поговорят, потому что завтра он будет на работе. Как и послезавтра. Как и ближайшие тридцать или сорок лет… или пятьдесят… пока хватит сил.
2
Официально самое высокое здание Империи именовалось «Ланкастеровский Деловой Центр», но так его почти никогда никто не называл, даже сами Ланкастеры. Официальное название, с одной стороны, было чересчур длинным и безвкусным, а с другой стороны, никак не передавало сути тридцати тысяч футов [2]закаленной ультра-стали, камня, стекла, мрамора и бетона, стрелой устремленных в искусственные небеса столицы Империи, Форта Сибирь.
Официальное название здания было не в силах передать величественной, как подлинный гений, и простой, как подлинный гений, классической красоты здания, его строгой, горделивой целеустремленности, неотразимого сочетания прагматизма и возвышенной поэзии, роскоши и аскетизма, уютной обыденности и неповторимой оригинальности, экстравагантности и блеска, которое и превращало это здание, известное каждому жителю Империи, растиражированное миллионами миллионов путеводителей, иллюстраций и картин, не просто в достопримечательность, не просто в архитектурный шедевр, не просто в памятник несгибаемому человеческому духу и мысли, но в нечто большее – в вечный символ.
В символ – буквально – головокружительного успеха, процветания, триумфа и власти; не просто в символ, а в синоним…
Синоним слову «деньги».
Поэтому Ланкастеровский Деловой Центр назвали Копилкой.
Осталось неизвестным, кто первым дал зданию это меткое прозвище, впоследствии превратившееся в имя нарицательное. Легенда приписывала авторство августейшему монарху, Императору Константину Четвертому, при котором здание, начавшее строиться при его прадеде, великом Константине Первом, и обрело свой законченный, совершенный вид, – но так ли это, никто доподлинно не знал.
Копилка… ну, что ж, кажется, она всегда была Копилкой. В слове не было ничего уничижительного, напротив – оно произносилось с уважением, может быть, с известной долей иронии, но никогда с презрением или насмешкой; вдобавок, слово необычайно точно и емко описывало саму суть здания.
В стенах Копилки располагались десять крупнейших мега-маркетов и неисчислимое множество маленьких магазинчиков, торгующих всем на свете; фешенебельные рестораны, клубы, нотариальные конторы, бильярдные, чайные, кофейни, аптеки, картинные галереи, парикмахерские, крытые катки, бары, кафе, пиццерии, устричные, банки, зимние сады, оранжереи, обсерватории; одна из самых прославленных достопримечательностей столицы – Большой Аквариум, где, среди прочего, можно было полюбоваться на редкостную диковинку – людей-рыб с планеты-океана Северная Венеция; а еще отель Всеимперской сети отелей «Комфорт и Блаженство», расположенный на верхних этажах Копилки – с девятьсот двадцатого по девятьсот девяносто первый включительно, что сполна позволило администрации отеля обыграть нехитрый рекламный лозунг «Наш Комфорт Всегда на Высоте».
Самое важное, что именно в этом здании, – а где же еще! – располагалась главная штаб-квартира промышленной Корпорации «Ланкастер Индастриз», которой и принадлежал Деловой Центр.
Корпорация являлась ровесницей Империи. За пять столетий существования сложная сеть ее филиалов, отделений и дочерних обществ плотной сетью оплела Два Имперских Кольца и Особые Территории. Корпорация производила, продавала, поглощала и – владела, владела, владела. Сферы деятельности Корпорации были необычайно широки, начиная от производства детских игрушек и мебели, и заканчивая грандиозными строительными проектами вроде сверхсовременных Би-портов. Все же, главной и основной областью деятельностью «Ланкастер Индастриз» вот уже много лет оставалось производство портативных спин-передатчиков ближней, дальней и сверхдальней связи.
Спин-связь была открыта гениальным изобретателем-самоучкой Стефаном Торнтоном – знаменитым пращуром лорда Ричарда Торнтона. Впрочем, в те далекие времена, когда это произошло, Стефан был абсолютно безвестен и, что гораздо хуже, нищ, как церковная крыса. Он отчаянно нуждался в человеке, который будет финансировать его исследования, и оттого обратился к величайшему герою всех времен и народов. То есть, лорду Джеку Ланкастеру.
История умалчивает о том, как Стефану удалось осуществить сей беспримерный подвиг, но, так или иначе, всеми правдами и неправдами, изобретатель прорвался на прием к лорду Джеку и добился практически невозможного: пятиминутной личной аудиенции. Так свершилась их эпохальная встреча.
Поначалу гениальный изобретатель произвел на лорда Джека впечатление отталкивающее, попросту удручающее. Торнтон был абсолютно одержимым, заносчивым, рыжим, веснушчатым, на диво помятым и неопрятным типом лет тридцати. Его несчастная жена и крошечная дочка перебивались с хлеба на воду, потому что все свое время и все свои деньги этот одержимый тратил на возню в своей мастерской. Полоумный, но удивительно настойчивый изобретатель рухнул перед лордом Джеком ниц и принялся рассказывать о своем грандиозном изобретении, перемежая рассказ славословиями в честь величайшего героя всех времен и народов.
В своем великолепном замке, окруженный охранниками и прислугой, лорд Джек в хмельной тоске слушал его путаные излияния. В пору знакомства со Стефаном величайшему герою Освобождения уже стукнуло хорошенько за пятьдесят. Джек поседел, расплылся и обрюзг, и так увлеченно прикладывался к бутылке, что прискорбный факт его запойного пьянства не сумели обойти молчанием самые лояльные из его биографов. Он смертельно устал от битв и сражений, политических дрязг, а больше всего – от немеркнущей славы, побочным эффектом которой являлось, в том числе, общение с толпами обожателей и почитателей. Среди почитателей, увы, зачастую попадались изобретатели – в основном, машин времени или вечных двигателей. Лорду Джеку это настолько надоело, что он всерьез подумывал удалиться на покой, перестать появляться на публике и посвятить себя скромному, но любимому семейному делу – торговле скобяными товарами.
– Так в чем состоит ваше открытие? – перебил он Торнтона, кривясь. – Вечный двигатель? Телепортация? Эликсир бессмертия? Машина времени?
– Машина времени, – изумленно ответил Стефан Торнтон, – но как…
– Пшел вон! – взревел лорд Джек с доподлинно ирландской страстью и яростью.
– Посмотрите чертежи, – только и успел прокричать на прощание Стефан, когда его вышибали вон.
Первым и естественным порывом лорда Джека было выбросить чертежи в мусорную корзину и позабыть обо всем. Так, между прочим, поступили все люди, которым прежде Стефан Торнтон показывал свои чертежи. Да только от всех прочих на свете людей лорд Джек отличался тем, что был самим собой, то есть, лордом Джеком. Чем-то Стефан задел его. Абсолютной убежденностью в своей гениальности. Или непередаваемой наглостью. Возможно, Джеку сделалось его жаль. Так или иначе, ни на что не надеясь, скорее, для очистки совести, чем по иным причинам, Джек показал чертежи людям, которые что-то в этом смыслили.
Вердикт оказался ошеломляющим.
Разумеется, никакой машины времени Стефан Торнтон не изобретал и в помине. Нет. Зато, пытаясь изобрести машину времени, он наткнулся на кое-что получше. Речь шла о принципиально новом способе сверхсветовой связи, причем в перспективе стократ более надежном, качественном и дешевом, чем кристаллическая фотонная ретрансляторная связь (КФРС), которой человечество пользовалось еще с далеких времен Первой Экспансии.
Сказать, что лорд Джек был потрясен, значило не сказать ничего. Синтез синих псевдокристаллических структур, которые использовались для производства КФР-передатчиков, даже по тем временам оставался удовольствием не самым доступным и дешевым. Сама по себе КФРС была далеко не совершенна, качество связи оставляло желать много лучшего, тем более, на сверхдальние расстояния. Тем не менее, ничего другого в области сверхсветовой связи человечество оказалось не в силах придумать за долгие столетия, вплоть до воцарения Черного Триумвирата, хотя над проблемой бились многие поколения ученых, лучшие умы человечества, у которых имелись огромные финансовые средства, умные машины и Бог знает что еще.